Александр Зорич - Люби и властвуй
Эгин не сразу сообразил, что Самеллан намекает на гибель Арда. Но в свете сообщенного ему Норо оке Шином при последней встрече убийство Арда представлялось Эгину вполне оправданным.
– Ард был опасен, ― сказал Эгин голосом рах-са-ванна Опоры Вещей.
За их спиной раздавались гортанные команды офицера парусов. «Зерцало Огня» убирало почти все паруса. Идти под ними становилось чересчур опасно ― крепнущий с каждым мгновением ветер грозил завалить корабль. Самеллан был прав ― на «Зерцале Огня» прекрасно управлялись без него. Управлялись со всем, кроме «молний Аюта».
– Да, Эгин, ― усмехнулся Самеллан. ― Ард был очень опасен. Ард был задиристым мальчишкой, в котором странным образом сочеталась любовь к женщинам, кровопролитию и книгам. Дотанагела давно уже присматривался к нему, собираясь сделать его членом нашего заговора. Он подбрасывал ему простые находки и смотрел за его поведением. Но Ард, в отличие от Иланафа, проявил одновременно и больше честолюбия, и более трезвый рассудок. Он быстро учился. Свой нагрудник он заговорил сам. Два месяца назад, во время очередного похода к Перевернутой Лилии, я отпустил его на остров во главе обычного досмотрового отряда. Он вернулся изменившимся, и Дотанагела почувствовал это. Ард стал вести себя так, будто он ― гнорр. Он бросил свою предыдущую любовницу. И тогда к ней пришел Дотанагела и продиктовал ей донос. Если бы не остатки добрых традиций в вашем Своде, благодаря которым вы без особых причин избегаете пытать благородных, нам пришлось бы убрать Арда самим. А так вы сделали это собственными руками.
Солнца больше не было. Прогрохотал близкий гром, и первые градины размером с вишню застучали по палубе «Зерцала Огня».
– Ну это уже слишком! ― мотнул головой Самел-лан.
И в этот момент откуда-то из чрева «Зерцала Огня» донесся страшный вопль. Его не смогли приглушить переборки между каютами, гобелены и палубные доски. Вопль принадлежал человеку. Человеку, который по каким-то причинам стремительно утрачивает человеческое обличье.
Это был Дотанагела. Перепуганная до смерти Вербелина стояла в узком сквозном проходе между каютами и, придерживаясь рукой за распахнутую дверь, смотрела глазами, полными отчаяния, на приближающихся Эгина и Самеллана. С другой стороны прохода неторопливо подходил Знахарь, и на его лице было написана бесконечная усталость. Таким Эгин его еще не видел.
– Что с пар-арценцем? ― спросил Самеллан, подойдя вплотную. Эгин услышал в его голосе неподдельную тревогу. Действительно, мало ли чем была снаряжена проклятая «крылатая игла» Норгвана? С другой стороны, Знахарь тоже не мальчик, хотя и мальчишка…
Вербелина не смогла вымолвить ни слова. Она только судорожно кивнула в темный проем двери, ведущей в каюту. Самеллан, Знахарь и Эгин вошли.
Было довольно сумрачно, несмотря на распахнутое оконце. «А вот их не мешало бы задраить», ― подумал Эгин, но решил, что Самеллану виднее.
Дотанагела сидел на койке в идиотской позе, словно бы окоченевший прямо в своих санях охотник из Северной Лезы. Его глаза были широко распахнуты, но совершенно пусты ― зрачки закатились под лоб. Розовая пена двумя отвратительными дорожками стекала от уголков его губ к подбородку. Дотанагела молчал.
– Обоим выйти. Немедленно.
Это сказал Знахарь.
Наверное, из такого хаоса когда-то появились Хум-мер и Лишенный Значений. Наверное, именно такой хаос устроили они в Круге Земель при первой же своей встрече.
«Зерцало Огня» полностью потеряло управление. Последние паруса, с которыми чуть-чуть задержались, были сорваны вместе с реями ударом неистового ветра, который обрушился с запада, как неумолимый кузнечный молот размером с само «Зерцало Огня».
Волны перехлестывали через палубу и, не успевая вытекать через специальные проруби в фальшборте, сочились даже сквозь плотно задраенные палубные люки внутрь корабля. Кожаный пластырь на месте пробоин, оставленных стрелометами «Сумеречного Призрака», сорвало, как кусок промокательной бумаги, и обреченные матросы под началом обреченного офицера пытались завести новый. Тщетно.
Бутафорские сараи, под которыми скрывались «молнии Аюта», тоже оказались за бортом. Сами «молнии», принайтованные в походном положении почти намертво десятками отменных канатов, пока что держались.
Эгин лежал в каюте Арда, вцепившись в бронзовые поручни у изголовья ложа, и вновь проклинал тот день, когда Норо оке Шин положил перед ним, тогда еще вполне беззаботным эрм-саванном, два доноса на Арда оке Лайна. Это было совсем недавно. А кажется ― целую вечность назад.
К своему огромному удовольствию, Эгин так и не успел ни разу поесть за сегодня, не считая ломтя вяленой дыни, который он походя взял со стола одной из кают на захваченном «Сумеречном Призраке». Это оградило его от мучительных приступов морской болезни, которой он, сухопутная крыса, вполне справедливо опасался.
И тут сквозь оглушительный грохот стихий прорвался новый истошный вопль Дотанагелы. «Да что же тут творится!?» ― мысленно возопил Эгин. Он понял, что чудовищный груз новых знаний уже почти невыносим для его рассудка. Он понял, что не может лежать здесь и безропотно дожидаться, когда каюта Арда превратится для него в наглухо закупоренную могилу.
Эгин встал и почти сразу ушиб колено о тумбочку Арда. Пр-роклятие. Нет, при такой качке идти, похоже, не получится. Эгин встал на четвереньки. Как идиот. Как пес. Как рах-саванн Опоры Вещей.
Он помедлил мгновение, раздумывая ― обуваться ему или нет. Потом вспомнил о возможной встрече с Вербелиной и все-таки обулся. Кажется, Иланаф когда-то уверял, что, по его глубокому убеждению, нет ничего глупее в глазах женщины, чем хорошо одетый и притом босой мужчина.
Эгин выкарабкался в коридор. Там, в его сумрачной глубине, одиноко хлопала незапертая дверь. Стараясь выглядеть как можно степеннее и естественнее, время от времени падая на пол плашмя, Эгин пополз к каюте Дотанагелы.
В каюте Дотанагелы в весьма принужденных позах, прямо на полу, вцепившись друг в дружку, сидели Са-меллан. Знахарь и Вербелина. На койке, изрыгая зверскую, в целом непереводимую брань на наречии паттов (насколько Эгин вообще понимал в наречиях Круга Земель), приподнявшись на здоровом локте, лежал До-танагела. Глаза Дотанагелы были одухотворены яростью и страхом. Из всего его бурного речевого потока Эгин смог разобрать только несколько раз повторенное слово «гнорр» и дважды ― «Лагха».
Две масляные лампы давали много света, но вместе с тем жрали слишком много свежего воздуха. Было очень душно.
