Сергей Раткевич - Покрывало ночи
— Никогда я не покупался на подобные предложения! — с омерзением заявил Эруэлл. — Гадость какая! Слушай ты, бесплотный, пошел прочь из моего сна!
— Не дело для Великого Короля говорить таким образом с могущественным союзником! — прогремел голос.
Кроме гнева, в голосе звенели удивление и досада. Надо же такое! Ведь все этому тупому солдафону растолковал, на пальцах, можно сказать, разъяснил, разжевал, в рот положил, в глотку пропихнул — а он не желает, видите ли! Он все это проглоченное — обратно, сволочь!
— А я и не говорю с союзником! — ответно зарычал Эруэлл. — Я говорю с мерзавцем! И лучше быть никем, чем королем, которого ты показал мне! Убирайся! Пошел вон!
— Что ж, я хотел купить тебя красиво. Как дорогую танцовщицу, — зло усмехнулся голос. — Ты сам отказался. Возможно, ты слишком умен, чтобы согласиться, а быть может, наоборот, слишком глуп. Остается взять тебя как портовую девку — грубо и решительно, а потом отказаться платить.
— Вот теперь ты говоришь то, что думаешь, — сказал Эруэлл. — Я все ждал, когда это случится. Зачем только бесплотному портовые девки?
— Смеешься? — прошипел голос. — Я покажу тебе первого, кого нужно убить. Посмеешь отказаться — умрешь, не просыпаясь!
Перед Эруэллом замаячило лицо Линарда.
— Он верит тебе, — поведал голос. — И охотно выпьет из твоих рук кубок вина. Вот этот.
Пустота сбоку от Эруэлла заворочалась. В ней образовался проем — вроде как дверь открылась. В пустоте стояло нечто, обернутое в ничто, и сизая мгла густела вокруг его вкрадчивых движений. Нечто, подобное руке, протянуло Эруэллу кубок.
Восхитительный, сияющий кубок. Он так и притягивал взор.
— Это не яд, — сообщил голос. — И твой наставник не умрет от него.
— Что же это? — спросил Эруэлл.
— Это не яд, — повторил голос. — Это лучше яда. Это вино вызывает жажду самоубийства.
— Ага. И, значит, меня никто не заподозрит, — сухо уточнил Эруэлл.
— Никто, — пообещал голос.
— И я смогу и дальше пользоваться подобным оружием? — спросил Эруэлл.
— Сколько угодно! Хоть бочку дадим! — обрадовался голос. — Ты согласен?!
— Давай свое вино, — сказал Эруэлл таким безликим голосом, что даже самый последний полудурок из рода людей заподозрил бы неладное. Увы, посланец Великой Голорской Империи был магом.
— Держи, — рука вытянулась еще дальше, а Эруэлл внезапно ощутил свое тело и смог взять протянутый кубок.
Взял.
Приладился.
Выдохнул.
И с размаху выплеснул его в то, что было лицом существа.
Икающий и захлебывающийся вопль показал, что удар достиг цели. Эруэлл запустил кубком в содрогающуюся пустоту и шагнул назад. Он двигался, жил, сражался… обретенное тело пьянило сильнее любого вина.
Он долго еще не сможет смотреть на вино. Разве что на пиво.
— Счастливого самоубийства! — бросил Эруэлл в содрогающуюся пустоту. — Вот иди и сам зарежься! Руки об тебя марать противно.
Проем в пустоте съеживался, словно скручивающаяся на огне бумага.
— Противоядия, господин! Умоляю! — донесся до Эруэлла полный ужаса вопль из проема. Видно, неведомый маг пытался умолить своего хозяина подарить ему жизнь. Однако не справившихся с заданием редко милуют. Опытное ухо разведчика уловило глухой удар и тихий стон. Не умолил.
После чего съеживающийся проем разлетелся в клочья. То, что шагнуло внутрь, казалось, состояло из одного только движения. Чудовищный вихрь катил на Эруэлла. Само время словно бы замерло, а пространство стало бесконечным. Но, конечно, это было не так. Совсем не так. Просто…
Чудовищный вихрь катил на Эруэлла.
— Умри! — ревело из глубин вихря. — Сдохни!
Эруэлл почувствовал себя песчинкой, пытающейся противостоять буре. Маленькой жалкой песчинкой. Песчинкой, которая настолько мала, что ее, собственно, и нет вовсе. Но он был не просто песчинкой. Хотя об этом было трудно, так трудно вспомнить. Невозможно вспомнить. Но он вспомнил. Вспомнил — потому что должен был вспомнить. Он был не просто песчинкой. Он был Верховным Королем, и за его спиной был Оннер — еще не воскресшая древняя страна… Он был Королем. А Король не может быть просто песчинкой — особенно когда за его спиной целая страна. Страна, которая еще не родилась… а без него и не родится никогда…
Эруэлл поднял руку, чтоб заслониться… и проснулся.
Захлебнулся и смолк чудовищный, пожирающий пространство вой. Эруэлл поднял руку и проснулся. Рука продолжила движение, выбивая тускло сверкнувший кинжал. Пальцы другой руки впились в горло напавшего, разрывая плоть, ломая хрящи. Эруэлл не успел увернуться от хлынувшей крови.
«Отстирывай теперь!»
— Однако они хорошо подготовились, — пробормотал он, сбрасывая на пол тело убийцы и оглядываясь по сторонам.
Никого.
Что ж, спасибо и на том.
Взять меч. Утереть кровь с лица. Слушать.
Никого.
Еще слушать.
Опять никого.
Эруэлл скатился на пол. Тенью скользнул к двери. Открыл.
Никого.
Только часовой в конце коридора.
— Винк?! — возмущенно воскликнул он.
— Что, командир? — мигом отозвался тот, и тут же, охнув, подскочил к королю. — Что это с вами?
— Ты, никак, на посту дрыхнешь? — не отвечая, сердито проговорил Эруэлл. — У меня в комнате грохот, черт-те что творится, а ты…
— Грохот?! — потрясенно проговорил Винк. — Какой грохот, командир?
— Загляни внутрь, — ядовито предложил Эруэлл.
Вернувшийся Винк Соленые Пятки виновато развел руками.
— Не было грохота, командир, — потерянно промолвил он. — Правда… не было!
Эруэлл посмотрел в глаза своего разведчика — и тот не отвел взгляд.
Люди, столько пережившие вместе, не лгут друг другу. А значит, не было грохота. Не было. Если Винк говорит, что была тишина, значит, так оно и есть. Потому что если не поверить в это, тогда нужно верить очевидному. Потому что грохот был. Не могло не быть грохота. Ладно, пусть не грохота, но шум обязательно должен был быть. Когда два человека сражаются не на жизнь, а на смерть. Когда на пол падает кинжал, звеня острием. Когда громко булькает умирающий, а его длинное тело с шумом падает на пол. Всегда есть шум. То, что для обычного человека шум, для разведчика грохот несусветный. А Винк — разведчик. Один из лучших.
И он — он! — говорит, что не было грохота. Совсем не было.
Так не бывает.
Так не может быть.
А значит, придется поверить этому. Именно потому, что так не бывает. Придется. Потому что если не верить своим, очень быстро можно превратиться в того короля, которым маг хвалился. С мечом против своих и кольчугой на всякий случай, чтоб свои от великой любви не зарезали. А если быть таким — зачем тогда быть?
