Сергей Раткевич - Покрывало ночи
— Так что там с несерьезными уступками? — повторил Эруэлл.
— Да так, мелочи… стоит ли о них говорить? — зевнул голос.
— Чутье подсказывает мне, что стоит, — упрямо проговорил Эруэлл. — Именно о них и стоит.
«Давай-давай! Выкладывай!»
— У тебя верное чутье, разведчик, — сухо заметил голос. — Согласись ты сейчас — и тебе не отвертеться. Впрочем, ты и так согласишься. Помучаешься немного совестью — и согласишься.
— Я еще раз вынужден задать все тот же вопрос, — вздохнул Эруэлл. — Что тебе от меня нужно?!
— Есть некоторые фигуры, которых не должно быть в высокой политической игре между нашими великими государствами, — поведал голос.
— Вот как? — притворно удивился Эруэлл.
«Так вот к чему ты клонишь. Не должно быть, значит. Некоторые, говоришь. И тебе просто нужен исполнитель. Тихий, опытный, никому не известный. Вот только не слишком ли много ты всего наобещал?»
— Они должны быть сняты с доски до начала игры, — сообщил голос.
— А при чем здесь я? — невинно поинтересовался Эруэлл. — Ты давай проще, а то мы, верховные короли, в хитрых материях не разбираемся.
— А если проще — нужно убить несколько человек, — ответил голос. — Убить, не задавая вопросов. Не пытаясь разобраться в ситуации. Просто убить. Ты уже делал такие вещи раньше. Сделаешь и теперь. Путь к славе часто проходит по трупам. Тебе хорошо известно это. А не служи ты в разведке, не убивай, не раздумывая, по приказу, правого и виноватого — разве годился бы ты в короли? Разве мог бы возглавить раздробленную, воюющую страну? И разве не является одной из основных привилегий короля — убить, не раздумывая? Да что там привилегия — порой это становится обязанностью, и только готовность подобного рода спасает страну от полного краха. И ведь ты смог. Ты возглавил. Стал королем. Таким королем, про которого всякий скажет — этот не станет раздумывать. И сильные мира сего вынуждены считаться с тобой и твоей сотней воинов, предлагая почетный мир, вместо того чтобы попросту уничтожить.
— Я убивал по приказу, — сказал Эруэлл. — Но я не был тогда королем. Тогда другие люди принимали за меня решения. Теперь я отвечаю за все. Король может убивать или не убивать — так же, как и все прочие — но он не имеет права не думать, не отвечать за свои поступки.
— «Король» — всего лишь слово, — возразил голос. — Сейчас ты тот же, что и раньше.
— Король — не просто слово, — покачал головой Эруэлл. — Я знаю это.
— Это слово даже менее реально, чем прочие слова, — усмехнулся голос. — Вот смотри, я говорю: «вода»!
Перед Эруэллом заструился горный поток. Из тучи хлынул дождь. Замерцала золотистая гладь моря.
— Достаточно слова и предмета, который оно называет, — пояснил голос. — А теперь я говорю: «король»!
Перед Эруэллом возник тщедушный человечек в короне, зябко кутающийся в горностаевую мантию, со скипетром в руке.
— Обрати внимание, — промолвил голос. — Есть слово. Есть человек. Есть предметы, символизирующие его власть и прочее. А короля нет! Чтоб стать королем, ему нужно вот что…
За королем возникло могучее войско ощетинившееся копьями.
— А еще вот это… — добавил голос.
И король вознесся на мешках с золотом.
— И это, — продолжил голос.
У ног короля воссел совет мудрецов.
— И это, — сказал голос.
Верные слуги короля, обнажив оружие, окружили мудрецов, дабы те говорили свои премудрости лишь на пользу монарху.
— И это, — рассмеялся голос.
И под горностаевой мантией короля зазвенела тонкая непробиваемая кольчуга гномьей работы — а вдруг верные слуги захотят убить своего возлюбленного монарха?
— И это, — шепнул голос. Шепнул почти нежно, словно не врагу врал, а любимой девушке сердце открывал.
И на поясе короля появился невиданный меч. Волшебный. Любые преграды рассекающий. Чтобы мог разгневанный монарх без помех убить и слуг своих, и мудрецов, и вообще кого угодно, буде придет ему в голову такая блажь.
— Вот сколько всего полагается королю дополнительно, — поведал голос. — А у тебя этого нет. Пока нет. И может никогда не быть, если ты будешь спорить попусту.
«А ты мне это все дашь. Ага. Как же.»
По мере появления войска, золота, совета мудрецов, верных слуг, меча и кольчуги тщедушный король здорово преобразился: он изрядно раздался в брюхе — не то бурдюк налился водой, не то паук налился кровью. Тощенькие плечики расправились. Тощий хрящеватый носик выдернулся орлиным клювом. В глазах блеснуло что-то такое, что Эруэлл предпочитал убивать, даже не спрашивая имени.
— Вот-вот! Ты, главное, имени не спрашивай! — торопливо обрадовался голос. — Убей, и все!
— У вас что — убийцы перевелись?! — разозлился Эруэлл.
— Этого добра всегда хватает. Но должен же ты доказать свою преданность, — заметил голос.
— Преданность чему? Великому Голору что ли?! — позлорадствовал Эруэлл.
«Ай да проговорился, гад! Нет, ну надо же! Преданность доказать… И что ты мне теперь скажешь? Чем отоврешься?»
— Нет. Ну что ты… К чему обиды? Я имею в виду, преданность идее мирного развития наших государств, — вывернулся голос.
— Убить во имя мира? — наседал Эруэлл.
«Все это, конечно, хорошо, но как бы мне проснуться?»
— Ты сам знаешь, что так бывает. И разве великое дело не стоит некоторых жертв? — ответил голос.
— А Великий Голор также идет на «некоторые жертвы»? — спросил Эруэлл.
— У нас тоже есть противники мира, — ответил голос. — Их не станет. Скоро.
«Смогу ли я проснуться, если это сон, и что мне делать, если это явь? Как бороться?»
— Логика подсказывает мне, что сами вы не в состоянии убить тех, о ком говорите, — сказал Эруэлл.
— Можем, но тебе это проще, — отозвался голос.
— Проще?
— Некоторых из них ты считаешь своими друзьями. По ошибке, конечно. У короля не может быть друзей. Только враги и подданные.
— Ах во-от как… — протянул Эруэлл. — Оч-чень любопытно. Значит, друзья. А еще кто?
— Других ты пока не знаешь. Но они станут искать твоей дружбы и помощи. Мы покажем тебе, кого следует убить и как это сделать, не вызывая подозрений.
— Никогда я не покупался на подобные предложения! — с омерзением заявил Эруэлл. — Гадость какая! Слушай ты, бесплотный, пошел прочь из моего сна!
— Не дело для Великого Короля говорить таким образом с могущественным союзником! — прогремел голос.
Кроме гнева, в голосе звенели удивление и досада. Надо же такое! Ведь все этому тупому солдафону растолковал, на пальцах, можно сказать, разъяснил, разжевал, в рот положил, в глотку пропихнул — а он не желает, видите ли! Он все это проглоченное — обратно, сволочь!
