Павел Шмидт - Мелкинд Виллейн (Золотой Талисман) (СИ)
Впереди светлеет, пробираюсь к опушке. Вырвался из сучковатых лап, и вовремя! В лиге пути давешний отряд рыцарей, я узнал стяг, втягивается в ворота большого города. Что ж, в городе проще. В лесу, да в поле с отрядом ничего не поделать одинокому страннику. Но в городе, в городе правила совсем иные.
В воротах движение в одну сторону, путники спешат под укрытие стен. Солнце не успело сесть, последние лучи касаются верхушек высоких башен, золотят шпили, но поодаль от стен уже шастают. Издалека великаны не производят впечатления, на вид обычные мужики, пока не подвернулся несчастный крестьянин или дурная корова, только тогда понятен рост. Из-за покрова леса, вполне безопасного днем, огоньки глаз ночных хозяев, зыркают пристально и жадно на людское поселение. Да, не ладно в Ретунии, мне ли не знать? Сбежавшему пять лет назад.
Стража скрестила подозрительные взгляды на свёртке за плечом. Сержант ничего не сказал, лишь тянется по-хозяйски к моему кошельку. Я выудил одну монету, бросил небрежно. Брови служаки домиком при виде золота, в кошеле остаётся последняя, не густо! Жаль, сдачи со взяток не дают. Я поспешил убраться с надменным видом благородного наследника в путешествии инкогнито.
В животе мощно урчит на запахи из таверн, полдюжины заведений невысокого пошиба в десятке шагов от восточных врат. Я спешу мимо, на золотой можно и купить половину заведения, и отправиться с проломленной головой в тупичок меж домов, как повезёт.
На кривой улочке полно народу, прут в центр, навстречу стража на стены, бдить до утра. Это в королевстве Джетсета спокойно. Было спокойно. В бывшем королевстве. Здесь ночь продержаться - деяние, жизнь прожить - подвиг, люди в осаде у всяческой нечести. Тролли лезут из болот поживиться у деревень, те похожи на крепостцы за крепким частоколом. Великаны пробираются холмистыми равнинами, шуровать на окраинах, ловить путников возле торных трактов. Велеты спускаются с гор, редко и всегда по одному, но такие мощные, отрядом латников не совладать.
Улица оборвалась у пустыря, земля под ногами вытоптана до твёрдости камня, вокруг глухие стены высоких домов из светлого камня, поверху узкие окна-бойницы. В проёмах не видно зрителей, но они там, прячутся за богатыми занавесками. В центре пустыря готовится любимое зрелище местного люда, колдунью уже вяжут к столбу. Люди с кривыми от ненависти лицами тащат хворост, неписаное правило: каждый должен принести хоть ветку. Хворост с трудом собран в не близком лесу, но ради зрелища не жалко. Я протискиваюсь к центру, щурю глаз рассмотреть привязанную.
Жертва кажется не высокой, светлые волосы растрёпаны, измазаны засохшей кровью когда били, как водится, схватив по навету. Какие ведьмы, какие колдуньи в Ретунии, после стольких лет запрета на магию! Теперь поймать настоящего мага редкость. Но Совет Шестерых регулярно проводит рейды, ищут одарённых, упрямых, усердных. Судьба их печальна, более умелые отправляются продлить деньки в Цирк Магикус, остальных - на потеху толпе. Вот и эта, колдунья, с позволения сказать, отшила богатого соседа или ещё чем не угодила. И сразу - донос. И врываются тёмной ночью Десять-в-масках, в руках зловещие крюки чёрной стали, на шеях мощнейшие амулеты защиты - им-то можно! Несчастную волокут, обязательно за ноги, кидают в застенок. Пара дней самой жути, что может представить женщина, и костёр покажется избавлением.
Сумрачный взгляд несчастной скользит по толпе равнодушно, губы плотно сомкнуты, запеклись кровью. Я стою невдалеке, единственный без печати мерзкой радости и предвкушения. Взгляд обречённой поймал меня, веки затрепетали, словно узнала и есть надежда, но нет, почудилось, несчастная опустила очи долу, голова вниз подбородком поверх ключиц, те трогательно выпирают, как у ребёнка.
В Магикус не взяли, значит не колдунья, и это должно быть ясно каждому на площади, стоит задуматься. Но кто думает во время казни? Разве что, приговорённый. Я огляделся, человек под боком добротно одет, на вид способен если не мыслить сам, то пересказать внятно чужое.
- Эй, почтенный! Не знаете, почему колдунья не в Цирке?
Бюргер смерил с головы до ног, взгляд зацепился и за подозрительный свёрток и за драную куртку. Что-то подсказывает бюргеру: лучше ответить по-существу.
- Так упорствует она! Люди бают, за допрос пристрастный ни разу не колданула, шкуру спасая. Какой с неё толк в Магикусе?
- Так может, не колдунья вовсе!
- Точно колдунья! Приятель свояка сказывал как хватали. Шум, огонь, молнии, трёх дециматоров пожгла! - возразил бюргер, добавил почти шепотом: - Чтоб им, окаянным!
Испуганно глянул по сторонам, на меня. Я бровью не веду.
- Я вот что скажу. Зря они все это...
- Что зря? - делано удивился я.
Бюргер сник.
- Да не, не, это я так... Я всем сердцем против проклятых колдунов! Ура, ура великой Шестёрке!
На последней фразе голос сорвался на фальцет, тотчас тонет в слитном рёве: "Ура! Ура!!!".
Я подумал, что сбежал больше от них, от таких вот бюргеров, что тайком осуждают, но идут, несут дрова на костер, смотрят жадно, не выглянет ли острая грудь из разорванного от ворота до причинного места платья! Я живо представил, как заполучил Талисман и стираю мерзкий городишко в порошок. Потоки очистительного пламени выжигают всех, и палачей и тех, кто стоял в стороне. Потому что нет здесь невинных!
От подножия столба повалил дым, кто-то ругнулся, выхватывая сырые дрова из огня. Дым пропал, жаркое пламя лижет кончиками у ног несчастной. Толпа замерла, притихла. Из задних рядов крик: "Гори, ведьма! Жги!". Толпа подхватила, сотни глоток орут: "Жги! Жги! Жги!!!". Слитный рёв накатывает резкими волнами, бьёт по ушам в злодейском ритме. Я вдруг осознал, как тогда с Унрулией, что вишу над площадью. Люди колышутся как травинки, в центре пожар, что вот-вот сожжёт души. Несчастные, думают палят ведьму, колдунью, но они пережигают в ничто самих себя.
Чувство всемирной тяжести, знакомое прежде, тут как тут, ринулось мять и давить. Но я наготове, непонятным самому усилием направляю незримые силы вокруг и через себя, туда, затушить костер. Силе оказалось всё равно, что крушить.
Меня вбило обратно в тело, как в доску гвоздь, нутро вибрирует от неощутимого удара. Вокруг крики, мелькнула перекошенная харя бюргера. Я повернулся, в центре пустыря клубы дыма, но пламени нет. Дымит так, будто разом сожгли все сараи с мокрым сеном в округе. Удушливый серый дым валит вверх и в стороны, катится волной на нас. Спереди закашляли, людей выворачивает наизнанку. Я не чую ни малейшего запаха, кроме вони страха, жадно высматриваю что с колдуньей. Возле столба прояснилось, нет столба, как и колдуньи нет. Чёрная яма, как от удара небесным камнем, смельчаки сигают вниз, вылазят чумазые с пустыми руками, на лицах недоумённые гримасы.
