Павел Шмидт - Мелкинд Виллейн (Золотой Талисман) (СИ)
Я похоронил его в коротком штреке подле проклятой пещеры, в ярости долбя кувалдой по стенам, по крепям, пока не обрушился низкий потолок. Сапфир - прощальный подарок, на память о жадности и безрассудстве, дружбе и предательстве.
Я долго брёл, всхлипывая и коря, что так и не поговорили, так и не сказал "прощаю" на содеянное ещё тогда, в Лесу Тролля. Брёл по бесконечным туннелям гномьего поселения, мимо разорённых комнатушек, полных сгнившего скарба. Штольни расходятся веером от поселка, я шёл наугад, кругами в подземном лабиринте, пока на шиворот не кинулся безумный дед. Только его заточенные точно иглы зубы привели в себя, оставив ровный ряд дыр на загривке.
- Конечно! На кой ты сдался, вот выведешь на поверхность - гуляй куда хочешь! - соврал я, не моргнув глазом. Ненависть заставляет кривиться губы, покатилась упругой волной к пальцам, в них дрожит рукоять. Усилием воли остановил руку, готовую разить.
Старик перестал шаркать, в шаге некая упругость. Я насторожился, повёл носом - спереди тянет свежим воздухом. Похоже, старый решил задать стрекача, коль выход близко.
Мы подошли к приоткрытым дверям, деревянные створки погнили, рассыпаются от малейшего толчка. За дверным проемом лестница, опять лестница, бессчётное число ступеней вверх. Старик притормозил, чувствительный укол в шею заставляет топать дальше.
Лестница длиннее прежних, я прикинул, выход из шахт порядком в предгорьях. Мы поднялись в знакомой архитектуры гномьей башне, полой изнутри до самого верха, в крыше широкий люк без крышки, под подошвами сапог со стеклянным треском лопаются остатки зеркал. Открыть секретный ход изнутри куда проще, рука деда потянула рычаг.
Сперва безуспешно, но вот, каменная дверь рухнула куда-то вниз-под пол. Дед мигом припустил вон, но я наготове. Ловкая подсечка и дряхлый гном гремит костями в пыль у подножия башни.
- Куда собрался?..
Щурясь от яркого солнца, я вышел на расчищенную поляну вокруг башни. Чем поливали гномы, какой дрянью, останется загадкой, но деревья боятся переступить незримую грань, жмутся друг к дружке ровной линией в полусотне шагов.
- Дык, это, отпустил же, да? - протараторил старик вставая, ощерился заточенными зубами. Напрасно. Ярость вскипела вновь, зубы напоминают о тех тварях с пастями, полными игл. Я вытянул меч острием к гному.
- Поговорим?
- О чём... господин?
- О подземелье, конечно. О тварях, о ловушке и о приманке для жадных кладоискателей!
Я выудил камень. Взгляд древнего гнома метнулся к камню, прежде чем совладал с лицом, я отметил миг узнавания. Я удовлетворенно кивнул - самому себе. Здесь, в лесу, прокурор - медведь, судья - меч. Как-то так говорят. Медведь - это я, и, похоже, гном начинает осознавать. Старик бухнулся на колени, пополз, руки протянуты в мольбе.
- Пощади!!! Что мне оставалось делать? Они меня бросили, заперли в шахтах!
- Что ты брешешь? Мы выбрались легко!
- Я говорю правду! - сверкнул глазами старик. - Это было давно, двери сгнили сами по себе, прежде чем смог выбраться... но зачем выходить? Столько лет прожив в подземелье, жрякая змей, я возненавидел всех кто ходит по поверхности!
Старика как прорвало, слова неудержимым потоком.
- Те людишки, искали жилы. Я бросился на колени, умолял забрать с собой, но они лишь насмехались, заперли все двери - вновь, оставив подыхать. Тогда я решил губить всякого, кто сунется в шахты, в поселение! Да! Да, это я, я придумал ловушки, прикормил тварей, запрятал амулеты, что гасят свет. И дураки пёрли, не часто, но один за другим. От них не оставалось и косточки! Ха-ха-ха!
Старого гнома затрясло, то ли в хохоте, то ли в рыдании.
- Отпусти! Я больше никому не причиню вреда! - взмолился старик. Поймав мой взгляд, запричитал пуще. - Нет, не-ет! Я уйду, уйду куда глаза глядят, найду гномов. Или нет, просто уйду, буду помогать, найду семьи погибших... не-ет!!!
- Ты даже не знаешь, как их звали!
- А-а-ргх!
Гном бросился на меня в последнем рывке, безумное отчаяние придаёт сил. Я крутанул кистью отработанным движением, позволяю мечу принять тело. Удар старика так силён, что отбросил на шаг, безумные глаза быстро потухли, на острых зубах красная пена. Старый гном завалился в пыль. Я упёрся ступней в плечо, лезвие легко выходит обратно, кровавое. Вытер с отвращением об одежду мертвеца. Мне дорога к лесу, а звери сожрут останки, иного не заслуживает. Надеюсь, не отравятся гномьим ядом.
До кромки деревьев остаётся десяток шагов, когда от стволов отделилось гибкое тонкое тело. Я узнал и светлые волосы поверх острых кончиков ушей, и, сперва, надменный, затем удивленный и любопытный взгляд эльфийки. Руки скрещены на груди, на поясе сабля, за спиной короткий лук, изогнут изрядно. Эльфийка вернулась на мгновение в чащу леса, нашарила что-то тяжёлое. Швырнула в пыль у моих ног.
- Это уже не понадобится, верно? Где товарищ? Если это он пускает кровь в пыль, то весьма постарел!
- Он погиб, - сухо ответил я. - И мню я, вы знали, что нас ждало!
Эльфийка вздернула нос, в миндалинах глаз возмущение.
- Ничего мы не знали! Я уж точно! Просто надо было открыть шлюзы, кому если не гному? Что случилось? - зачастила эльфийка, в глазах тень беспокойства, такая странная для эльфийки, когда речь о гномах. Я не ответил. Добавила неуверенно: - Так что, мы в расчёте?
Эльфийка указала на секиру. По синеватой стали обуха гномьи письмена, даже руны. Со вздохом подобрал, и чуть не выронил - какая тяжелая! Что ж, для Роуди было важно, в память о нём придётся тащить. Я отсалютовал эльфийке и зашагал на запад, не оглядываясь. К спине прилип пытливый взгляд. Подумалось: так и не узнал её имени.
Горы совсем близко, вершины шапкой поверх невысоких деревьев, солнечный диск катится по склону того самого пика. Тени прочь от светила, отмеряют срок - остался день до падения Талисмана, а мне топать и топать. Вспоминая карты, изучил вдоль и поперёк в Афиниуме башни, скоро Дециар, столица Ретунии. А ведь надо и о Эриторе позаботиться! Доверить эту обязанность больше некому.
Проклятый лес растет густо, слишком густо даже для тощего мелкинда. Стволы толщиной в руку частоколом, как волоски гигантской щетки. Я буквально продираюсь, меняя клочки одежды на кусочки светлой коры. Ветви хлещут по лицу, исцарапали руки, меч и секира цепляются рукоятями, осаживая назад. Наверное, я похож на дезертира: вид затравленный, увешен чужим оружием, только награбленного всего пара монет.
Впереди светлеет, пробираюсь к опушке. Вырвался из сучковатых лап, и вовремя! В лиге пути давешний отряд рыцарей, я узнал стяг, втягивается в ворота большого города. Что ж, в городе проще. В лесу, да в поле с отрядом ничего не поделать одинокому страннику. Но в городе, в городе правила совсем иные.
