Антон Первушин - Отдел Массаракш
Как бы там, - Облом почесал обожженную макушку, - не прознали что-то о твоих прошлых делишках.
- О каких прошлых делишках?
- Я почем знаю! Жил же ты за счет чего-то, пока не забрили в дэки! Парень ты крепкий, с ружьем обращаться, гляжу, умеешь. Мог и заставы пощипывать, мог гоповать на дорогах. Ну, не мое это дело в общем… Кто из нас без греха? - Облом хохотнул с деланной веселостью. - Да здравствует новый порядок! Да сгинет память о Неизвестных Отцах, как о дурном сне! За убийство или за изнасилование сейчас закатывают в медленно застывающий цемент или в растворитель опускают. Снимают на пленку и по телевидению крутят вместо «Волшебного путешествия»… «Раскаиваться поздно!» - так программа называется. Это самое пакостное. Хотя нет, самое пакостное оказаться на «гондолах». Знаешь, старые такие субмарины, с реакторами на медленных нейтронах. Так вот, эти самые медленные нейтроны медленно так тебя разлагают. Видел я как-то покойников с «гондол», три ночи потом спать не мог. Все равно что ходячие мертвецы из кинемы, только уже не ходячие…
- И за что же попадают на эти самые «гондолы»?
- За убийство государственного чиновника, брат. Преступление первой степени. Статья седьмая дельта-прим уложения о наказаниях… Надеюсь, ты никого из госслужащих не грохнул, а?
- Типун тебе на язык… - прошипел Птицелов, разглядев в остатках чая лицо убитого дезертира.
Они поднялись из-за стола, потопали в свою секцию. Свет в потолочном колодце быстро тускнел. Вот-вот должны были зажечься «автолампы» - хитроумные приспособления на аккумуляторах, накапливающие за день энергию Мирового Света. Самые нетерпеливые из дэков пытались наудачу бросать игральные кости, но в сумерках крохотные зарубки на гранях разглядеть было невозможно. Игроки спорили из-за каждого броска и дергали Птицелова, желая, чтобы он выступил судьей. В конце концов, он показал всем увесистый кулак, скинул ботинки с шестипалых ног, взобрался в гамак и прикрыл ладонью усталые за день глаза.
- Эй, Птицелов, - окликнули его. - Вставай! Пора научить этих сосунков, как следует швырять кости в дырявую задницу фортуны… Ты че, спишь?… Ну спи, спи, набирайся сил для Малвы…
К полуночи, когда корчевщики угомонились, Птицелов открыл глаза и тихонько выбрался из гамака. В два мягких прыжка преодолел расстояние от своей секции до двери, с нарочитой небрежностью опрокинув забытую кем-то на столе железную кружку. От шума немедленно проснулся Снулый Карась - штатный стукач коменданта - и уставился бельмами на Птицелова. Было очевидно, что в подсознании сонного стукача немедленно отпечатался образ крадущегося к выходу корчевщика, который намылился ублажить свою похоть. Завтра же об этом станет известно Хлыщу в числе других мелких нарушений договорного устава, как то: игра в «огранку» на деньги, излишне эмоциональное обсуждение текущей финансовой политики руководства, покуривание разрыв-травы вместо употребления разрешенного насвая.
- Стучи, стучи, милый, подумал Птицелов, выскальзывая за дверь. Мне твой стук не сильно повредит. А вот тебе - не знаю. Знаю только, что напрасно ты, братец, считаешь, что лучше быть грешным и здоровым, чем святым, но мертвым. Оно ведь по-всякому повернуться может…
На верхней палубе было чуть-чуть прохладнее, чем внизу. Бледно фосфоресцировало небо. От его свечения даже тени выглядели расплывчатыми, словно неуверенными в себе. На выпуклостях моторных кожухов застыли часовые. Внутрь периметра они, скорее всего, не смотрели. Как правило, их внимание целиком и полностью приковывали джунгли, поэтому Птицелов шел почти не скрываясь. Он уже собирался свернуть к командной рубке, проникнуть в которую можно было через верхний люк, если знать, как его открыть, когда из тени носового киля вышла женщина.
Светлые ее волосы в темноте казались припорошенными пылью, а глаза будто притаились в черных впадинах глазниц. Она мелко дрожала - было слышно, как выбивают неровную дробь хищно оскаленные зубы. Это была Малва, захваченная врасплох приступом болотной лихорадки. Птицелова она не замечала, а он растерялся, не зная, как поступить. Бросать ее здесь было нельзя: того гляди, язык свой проглотит. А если не бросить, считай, сорвалась ночная вылазка…
Он все- таки выбрал Малву. Взял ее за крупные плечи и легонько потряс. Ее зубы выбили дробь иной, нежели прежде, частоты.
- Муу-тооо-шаа, - проговорила она, - уу- вв-е-дддиии мяа-а…
- Сейчас, Малва, потерпи, милая…
Теперь мешкать было нельзя. Птицелов взвалил женщину на плечо и понес в единственное место на барражире, где в ночное время было чисто и безлюдно - на камбуз.
Пришлось вновь идти через нижнюю палубу. В этот час лампы были отключены. Птицелов несколько раз запнулся о комингсы и поскользнулся-таки на блевотине. В довершении всего - наткнулся на часового, невесть зачем охранявшего бывшую офицерскую кают-компанию. Наверное, там ночевали «Янтарные орлы». К счастью, охранник бессовестно дрых с карабином в обнимку. Его храп органично вплетался в сонное бормотание ночных джунглей.
Птицелов тихонько подергал дверь камбуза.
Заперто.
Ну, не беда! Тут пригодилась дэковская привычка запасаться всем, что может когда-нибудь пригодиться. Птицелов вынул из кармана самодельную отмычку, присел перед замочной скважиной.
На камбузе стоял запах прогорклого комбижира и жженой каши. Тускло поблескивали большущие котлы, похожие на голову Облома, который, кстати, как-то обмолвился, будто кок держит в кладовке матрас.
Матрас вскорости обнаружился. Был он набит высушенными водорослями и на вид казался почти новым.
Птицелов уложил Малву. Затем расстегнул на ее груди куртку и принялся массировать шею и плечи. Прошло немало времени, прежде чем зубная дробь во рту Малвы утихла, а дыхание стало ровней. Корчевщик не успел опомниться, как сучкорубщица обняла его за шею и прижала к большой, пахнущей творогом груди.
А потом они лежали в кромешной тьме кладовой. Шуршали в вентиляционных трубах панцирные крысы; из лупарни доносилась веселенькая зудящая мелодия. Гомонили ночные джунгли.
- А ведь я к тебе шла, Птицелов, - сказала Малва, голос ее был непривычно тих и даже чуть-чуть нежен. - Новость хотела сообщить… Но прихватило меня, массаракш, на улице. Если бы не ты, околела бы вместе… вместе с ребеночком.
Новость оказалась столь ошеломляющей, что Птицелов даже не удивился.
- Чего ты ложки гнешь?- захихикал он, как идиот.
- Ребеночек у нас будет, - пояснила Малва. - Мутантик маленький. Третий месяц поди пошел…
Вот уж действительно - новость, - Птицелов отстранил Малву, сел, зашарил руками, выискивая комбинезон.
- А ты не бери в голову, - отозвалась Малва, и по тону ее нельзя было понять раздосадована ли она тем, что Птицелов не изволит вопить от восторга. - Растить тебе его все равно не придется.
