Леонида Подвойская - Тьма
- Ты давай вначале в ванную, я пока тебе найду что отцовское. Он у меня тоже высокий. Только сутулится. Потом поедим. И поспишь. И не спорь, - вон на тебе лица нет.
- Давно уже нет, - привычно отмахнулся Максим.
- Ой, извини… - спохватилась девушка. - Скажи, а… помогло.
- Да, но всё ещё впереди. Суток на… трое, прикинул Максим.
- Ну, проходи, проходи. Вот ванная. Горячая, холодная, пена, гель. Шампунь вот, мужской. Потом - вон полотенца. Какое покажется. Всё, я пошла. Ах да - вон халат, папин. Давай, не стесняйся.
А чего стесняться-то? Максим с удовольствием снял презентованную добрыми стариками одёжку и скоро нежился в тёплой воде. Даже это, чужое тело, всё- таки требовало ухода. Не подвело же оно его пока!
- Ладно, будем дружить! - растирая мочалкой рубцы и смывая давешний красный пот, констатировал Макс. - Если бы ещё фейс ну хоть чуть-чуть… А то, вон, как все шарахаются. Хотя, может, так и лучше? Чтобы не липли к чародею, а?
Мысль показалась здравой. По крайней мере, примиряющей с нынешним положением вещей. Хотя бы до… до того, как искупит свой грех. Грех? Да, наверное. Грех гордыни. И вновь навалилось, навалилось на него это гнетущее чувство вины. И желание скорее что-то делать. Поэтому в ванной он не залёживался и очень скоро уже сидел, запахнувшись в халат, в просторной кухне.
- Давай, наворачивай. Изголодался же! - приглашала Светлана.
Максим, уже приняв решение, не кривлялся - ел быстро и много. Запив поздний завтрак горячим чаем, поблагодарив, спросил, где он может отдохнуть.
- Через два, нет, через четыре часа еду назад. Обязательно разбуди. Хотя, я и сам…
Недоговорив, юноша провалился в глубокий освежающий сон. А девушка ещё несколько минут пристально рассматривала это обожженное лицо. Затем поморщилась каким-то своим мыслям, положила на пуфик рядом с кроватью одежду отца, и, выйдя из спальни родителей, упала в свою девичью кроватке в их с сестрой комнате.
Проснулась Светлана от надоедливо тарабанящего мобильника. Мамин. "Чего она не отвечает?" сквозь сон разозлилась девушка. Окончательно проснувшись, пошла на звук. Сотовик наигрывал Моцарта из кармана старых галифе, тех самых, в которых был обряжен её новый знакомый. «Да, она же его подарила Максу» - вспомнила девушка. Значит, и звонит ему. Взяв мобильник, она направилась в спальню. Ну, конечно, Максима уже не было. Проспала. Светлана набрала по уже замолкшему телефону Тамару.
- Да, он здесь. Уже, ну, часа три.
- Я скоро буду - бросилась собираться девушка.
Так оно и завертелось. С полудня до утреннего обхода следующего дня юноша боролся с недугом. Утром ехал к Светлане, принимал ванну, ел и на четыре часа заваливался спать. А затем - вновь в хоспис. Уже на вторые сутки поэт начал вместе с целителем подходить к окну, заговаривать со своим спасителем. Но Макс был неразговорчив. Его вновь вымотала постоянная боль, которой награждал его корчащийся внутри пациента спрут. Или даже кракен. А на третий день, когда Максим расправился - таки с врагом и обведя всю «тусовку» счастливыми глазами выдохнул: «Ну вот, мы и сделали это», случилось совершенно непредвиденное. Держащийся только на наркоте сосед по палате, лишь иногда и на какие-то минуты приходящий в сознание, жутко застонав, сполз с койки, и, встав на колени, протянул к юноше руки. Этот голый, с начинающимися пролежнями, изъеденный изнутри, обтянутый кожей скелет был ужасен и до стона жалок в своей предсмертной мольбе.
- Жить! Жить! - прошептал он, подбираясь к Максиму. Тот вскочил, но ослабленный последним сеансом, вновь опустился на стул, и страшный больной схватил его за брюки.
Длилось это недолго - силы умирающего быстро иссякли, и ребята положили его на место. Но и там он скулил, протягивал руки в сторону Максима.
- Тебе надо выписываться отсюда. Сегодня же на обходе скажешь. А общеукрепляющие мы проведём уже… не здесь, - глухо сказал Максим, уже стоя у окна.
- Конечно, поедем ко мне. У меня никого нет, будем все вместе! - обрадовалась Светлана, тоже косясь на хрипящего мольбы больного. - Значит, ты, Максим, теперь - отдыхать, а мы дождёмся выписки и приедем. На ключи. У меня мамины. Кстати, тебе горячий привет и всевозможные благодарности от неё. Ты был прав. Всё получилось так, как ты и говорил. На, не хотела тебя отвлекать - протянула девушка сотовик. Максим хмуро кивнул и вышел из палаты. Скорее, скорее отсюда. Но ни после ванной, ни после завтрака уснуть он не мог. Перед глазами стоял тощий старик, протягивающий руки.
«Пожил уже! Что за жизнь цепляешься?» - злился юноша. «Думаешь, всё так просто? Посидел, молитву почитал? Или заклинание какое, да? А боли, боли чужой нажраться не хочешь? Кому ты сейчас уже нужен, со своей болью? Кому ты вообще нужен, если уже в хосписе, а? На кой мне это, а?».
Но злость не заглушала жалость. Вдруг вспомнилась одна из самых жутких картин детства. Казалось, навсегда похороненная под пластами ежедневных детских открытий. Ему всегда хотелось иметь дома кота. Сколько себя помнил, возился с гарнизонными котами. Благо, ДОСовские подвалы давали приют многочисленному племени усатых-полосатых. Точнее, хотел котёнка. Сколько же это ему было? Классе в третьем, что ли? Сказали, что на нефтебазе кошка отказалась от котят. Во случай! Они с соседом рванулась к указанному месту. Ну, пролезть под забором труда не составляло. Но когда они увидели эти слепые вякающие, уже покрытые кишащими паразитами комочки жизни, обоих обуяла… ну, не знаю, брезгливость, что ли.
- Говорят, их надо из пипетки молоком поить, - прошептал, пятясь Гулька.
- Пошли пипетку искать! - согласился Максим, и они сбежали. Всю ночь тогда ребёнок плакал в своей кроватке. От жалости. Потом злился на кошку. Как это так, отказалась? Утром спросил у отца насчёт котёнка.
- Решай сам. Ты уже взрослый. Будешь смотреть, - бери.
Не взял. А когда, измученный жалостью и, наверное, первыми укорами совести, через три дня пошёл опять, уже с пипеткой и молоком, котят уже не было. «Кто-то забрал!» - успокоился маленький Максим. На слова Гульки о том, что их сожрал нефтебазовский пёс, он только махнул рукой. Придумает тоже! Почему раньше не сожрал? И потом… его же там кормят. И…что там жрать было. В общем, напридумывав множество опровержений, Максим успокоился. Но снились, снились ему ещё некоторое время эти несчастные создания.
Ассоциация была очень отдалённая, но всё же… Ведь мог, мог помочь, а? Брезгливость? Трусость? Просто лень? Усталость. И сейчас она взяла своё. Юноша всё-таки уснул.
Радостно галдящая компания ввалилась в квартиру поздно вечером.
- Выпишут завтра. Или послезавтра. Пока перевезли в клинику. Анализы там, и всё прочее. Не, ты бы видел глаза их всех, когда Коля зарулил к ним в ординаторскую и потребовал выписки в связи с выздоровлением! - наперебой делились ребята впечатлениями.
