Наталья Самсонова - Игрейн. Леди с надеждой
Дорогу до ювелира я запомнила плохо — слишком много сил ушло чтобы сдержать дурноту. Насколько хорошо и спокойно я чувствую себя сидящей на попутной телеге с сеном, настолько плохо мне в карете. Боец заметил мое состояние, и едва я спустилась по ступенькам, как он отослал экипаж. Обратный путь предстояло проделать пешком, но это меня более чем устроило.
Ювелирные лавки построены по одному шаблону, чайный стол, где изнемогают от скуки мужчины, и волшебный каталог, подле которого сидят дамы. Пять лет назад лавка «дор Гарт и дор Дьел» стремительно обрела популярность — за прилавок встал внук обоих почтенных доров. Молодой Дьел был хорош собой, и престарелые дамы желали носить ожерелья исключительно его работы. Главным секретом ювелиров был простой факт — мужчина совершенно не владел семейным ремеслом. Искалеченный в морской крепости, где воины сдерживают пиратские корабли, он плохо видел и не мог удержать в ослабших пальцах инструмент. Бремя ювелира легло на молодую дору Дьел, что привело лавку к процветанию. Как об этой тайне узнал отец, я не представляю.
— Леди Адалберт, — дор Дьел целует воздух над моей ладонью. — Проходите.
Я улыбаюсь, заходя в мастерскую ювелира — нарочито мужскую, грубую, заполненную чертежами. С кипящим в тигле золотом — искусная иллюзия для тех, кто желает видеть сердце лавки. Где находится настоящая мастерская не знал даже мой отец.
На грубом сундуке сидит старик в темном камзоле и широкополой шляпе.
— Лорд Дирран.
— Леди Адалберт, — старик не считает нужным подниматься, и лишь окунает палец в кипящее золото. Искуснейшая иллюзий остается ложью — она не способна причинить вред. — Стоит ли мне высказать вам соболезнования, как это было сделано сегодня утром дором Лафром? Кажется, вы были впечатлены. Он единственный, кто осмелился. Кажется, он был влюблен в вашу мать.
— По счастью я родилась в Дин-Гуардире, — вежливо улыбаюсь я, — да и глаза у меня как у отца.
— Вас сложно смутить. Ее Величество желает видеть вас в составе своих фрейлин. Покои во дворце, балы и приемы, роскошная жизнь.
— Гуарке не место в свите королевы эйров, — спокойно отзываюсь я.
— Король расстроен, он получил грустную посылку из Дин-Гуардира, а отдариться ему нечем, — старик все так же забавляется с иллюзией. — Никогда не давала покоя эта забавная вещица.
— Почему же нечем, вот она я, — руки мерзнут, дыхание сбивается, в губы растягивает дурацкая улыбка. Неудержимо хочется смеяться.
— Справедливое замечание, мне бы не хотелось, миледи, чтобы ваша голова была отправлена воздушной почтой, — старик остро взглянул мне в глаза, — есть в этом что-то унизительное, вы не находите?
— Вы правы, милорд. Это ужасно, когда тело в одной стране, а голова в другой.
— Постарайтесь не допустить подобного конфуза, миледи. Ваших родителей похоронили вместе со всеми их органами.
Приседаю в реверансе. Я знаю повелителя Дин-Гуардира лучше, чем ты, старик. Готова поспорить, что гробы пусты, а семейный склеп напротив, пополнен. Старик остается сидеть на сундуке, окуная в иллюзорное золото уже обе ладони, а за мной заходит молодой Дьел.
— Комплект украшений в дар от лорда Диррана, — в руках дора узкий футляр, который он открывает уже привычным жестом. На черном бархате синие сапфиры, серьги и ожерелье. Новое обрамление старых камней — именно эти камни украшали маму, когда ее забрали вслед за отцом.
Общественная портальная площадка поражала своей убогостью — едва работающие маяки и сытые, лоснящиеся стражники. На нас не обратили особого внимания, записали кто и куда, и пропустили. А вот фигуристую селянку обыскали, уделив особое внимание статям. Женщине было не впервой, она только посмеивалась да едко шутила, а вот девица, жавшаяся за спиной отца, едва ли не плакала от ужаса.
Лозняк придерживает меня под локоть, и мы проходим в круг. Бляха на поясе бойца матово светится, формируется переход. На портальной площадке нас уже ожидают. Сабия старательно делает вид, что встречает меня, но глаз не отводит от Лозняка. Да и сам воин уже не удерживает на лице маску безразличия, залихватски подмигивает пунцовой служанке и покидает нас.
— Игрейн, — маркиз чуть склоняется, — время ужина прошло. Не согласитесь ли вы разделить со мной позднюю трапезу на одной из башен?
— Благодарю, милорд, это прекрасная идея.
Маркиз проводил меня до покоев и остался ждать в гостиной. Я освежилась принесенными служанкой мокрыми полотенцами, досуха вытерлась и надела чистое платье. Серое, с простой черной вышивкой.
— Милорд, я полностью готова, — руку привычно оттягивает «Наставление».
— Я поражен, — боевой маг хитро улыбнулся, не уточняя, что именно его удивило.
Маркиз для позднего ужина выбрал башню Наблюдателей, самую высокую из всех имеющихся в крепости. Мы оказались почти на самой вершине — выше только пост дежурного мага. Простой серый камень, круглый стол укрытый белой скатертью. Вокруг роятся призванные светлячки.
— Вино и фрукты, моя леди?
Идущие позади нас слуги поставили несколько корзин на пол и, поклонившись, ушли. Маркиз сам расставил на столе тонкостенные бокалы, тарелочки с фруктами и выпечкой, вазочку с густыми, холодными сливками. Разлив ароматное грушевое вино, Атолгар подал мне бокал.
— Я боялся, что вы не вернетесь, Игрейн, — негромко произносит боец. Его светлые глаза смотрят мне в душу, и я отвожу взгляд.
— Нет ни единой причины для подобных мыслей, — лгу я.
Тишина, хрусткая, недобрая повисает над нами. Яркие огоньки светлячков сейчас лишь вызывают раздражение. Башня Наблюдателей, крохотный островок безопасности в море, охваченном штормом. Клубника в сливках, какая пошлость. Леди Инира была бы счастлива оказаться здесь.
— Я рад, — негромко произносит маркиз. — Ты всегда смотришь на эту ягоду так, словно она враг тебе.
— Дин-Гуардир славится своими незыблемыми традициями, — легко пожимаю плечами. — Если вечером в таверне ты видишь даму, восседающую с таким лакомством, ты можешь смело присесть за ее столик. Девять из десяти, что это гетера.
— Ты никогда не объясняла своих действий, — улыбается маркиз и возмутительно вкусно ест красную, спелую клубнику. Поднятая тема совершенно не смущает бойца, а у меня горят щеки. Дин-Эйрин дурно влияет на меня.
— Прописные истины, Атолгар. Вортигрен призывает меня, — без перехода обрушиваю не него новость, но к моему разочарованию боец клубникой не давиться. Вытирая пальцы о тонкую, льняную салфетку он выжидающе смотрит и наконец, произносит:
— Мы можем противостоять этому?