Вера Окишева - Когда в сердце пылает любовь
Отпустив всех, закончив экстренное собрание, владыка намеревался рассказать Хэни о фэйари. Он дал возможность советнику начать, но тот говорил совсем не о том, о чём стоило. Светлый король пытался лишний раз не упоминать, по какой причине фэйари больше нет как расы. Эту постыдную страницу истории народа первородных он всеми силами желал перелистнуть, чтобы ужасы того времени не проникали в настоящее. Поэтому он взял слово и стал рассказывать Хэни только то, что она должна знать о прекраснейшем народе.
И чем больше он говорил, тем больше Хэни увлекалась разговором, она задавала вопросы, и казалось владыке, что они с ней одни в кабинете. Руки дрожали, так сильно Тантриону хотелось прикоснуться к ней. Она, как зачарованная, смотрела ему в глаза. А у владыки кровь разгонялась по венам, и сердце билось сильнее. Его как магнитом манили розовые лепестки губ, чей вкус он помнил. Даже ароматы лазарета не могли испортить впечатления от лёгкого поцелуя. Владыке не нужно было рассказывать, как он действует на рыжеволосую эльфийку. По её лицу можно было читать как по открытой книге: все её мысли, все они были о нём. Но как же трудно сдержаться порой, когда сладкий плод сам просится в руки, только протяни их, и он сорвётся с ветки и упадёт. Тяжёлый взгляд друга жутко смущал, как и понимание, что для Арганона дочь очень ценна и любима им. Даже если она с детства твердила, что станет женой владыки, советник продолжал упорствовать, не принимая решения дочери.
Стыд за то, что он сорвёт этот плод, возьмёт в жены нежно любимую дочь друга, не отпускал владыку. Он неловко чувствовал себя, но, тем не менее, не собирался отступать. Глядя сейчас на Хэни, сидевшую на фоне не скрытого тяжёлыми шторами окна (из которого солнечный свет лился в кабинет, укрывая плечи юной эльфийки волшебным плащом), Тантрион понимал, что в нём просыпаются чёрные собственнические чувства к ней. Рыжие искры играли в её волосах, маня поймать их. Чарующий голос Хэни звучал с отголоском звонких колокольчиков. Владыка в ответ на её вопрос лишь кивнул, потеряв на миг дар речи. Сказочная нимфа сидела перед ним, и он протянул к её волосам руку, погладил, наблюдая, как искры разбегаются в стороны от его пальцев, и чудился ему их озорной смех. Тантрион опустил взгляд на розовые ровные, чуть пухлые губы, теряя самообладание, и только присутствие друга не позволило ему сорваться.
— Кхе — кхе, — строго прокашлялся тот, обжигая владыку горячей волной стыда.
Светлый король с трудом перевёл взгляд от прекрасного видения на хмурое лицо советника.
— Дела не ждут, — напомнил он королю.
— Да, не ждут, — с облегчением выдохнув, взял себя в руки Тантрион. Он не мог поверить, что готов был поцеловать Хэни на глазах у друга. — Теперь ты за главного, Арганон, следи за моим сыном. Он дорог мне так же, как и тебе Хэни.
Тантрион взглядом и словом намекнул советнику, что ему пора отправляться к Ириадилу, а не сидеть здесь над душой. Всё же дружба порой, словно тюремные оковы, не давала свободы действия, отнимала лёгкость в общении по некоторым вопросам. Советник был проницательным эльфом и, дав дочери последние наставления, получил от неё порывистые заверения, что она готова жизнь отдать за жизнь короля.
— Клянусь нести славу семьи Ясил как знамя, приумножая нашу доблесть и храбро сражаться с врагом на благо Златолесья, — заученно выдала та, выпятив грудь, вытянувшись по стойке смирно.
— Молодец! — довольно кивнул советник. Тантрион вскочил со своего места и предупреждающе одёрнул зарвавшегося отца Хэни:
— Арганон, тебе не кажется, что это слишком!
Но советник покачал головой, нисколько не смущаясь грозного вида Тантриона.
— Нет, мы Ясилы, мы рождены служить королю. В этом нет ничего постыдного. И моя дочь воин, так мы её воспитали.
От слов советника владыку чуть не вывернуло. Он не желал такой участи для Хэни. Только не повторения прошлого. Он не собирался терять и эту возлюбленную, которая, словно ласковый котёнок, смотрела на него с любовью и преданностью. И Тантрион боялся увидеть её мёртвой, в крови. Только не вновь оказаться неспособным защитить ту, что рождала пламя в сердце, только не бессилие от невозможности вернуть к жизни ту, что дарила дыхание весны и надежды на лучшее, светлое и чистое.
— Я откланяюсь, — с поклоном произнёс советник.
Тантрион кивнул ему, еле сдерживаясь от злости и неприятия позиций друга.
— Да, нам надо подготовиться, — тихо ответил он, имея в виду разговор с Хэни с глазу на глаз.
Хэни, проводив отца до дверей, радостно повернулась к владыке, а он порывисто положил ей на плечи руки, чтобы взять с неё слово, потребовать не совершать глупостей.
Но глупышка ничего не поняла. Она обиженно отвела глаза, склонила голову, не давая ему обещаний, промолчала. Владыка встряхнул её за плечи. Она должна была понять его. Обязана подчиниться. В конце концов, он владыка, и она обязана ему подчиняться. Страх, что Хэни только и ждёт, чтобы закрыть его собой от острого меча или стрел, терзал его душу. Тантрион прикрыл глаза на миг. Давить на Ясил было бессмысленно, слишком бесстрашная, слишком отважная. Тут нужна ласка, только так можно было достучаться до неё.
— Хэни, любовь моя. Взгляни на меня, прошу, — с мольбой шепнул Тантрион, прижимая её к груди, зарываясь одной рукой в волосы, заставляя поднять голову.
Красавица, вздорная, вольная, как лёгкий мотылёк. Поймать такую легко, но нельзя сжимать кулак — сломаются крылья.
Заглядывая в глаза цвета сумерек в Вечном лесу, Тантрион, вкладывая в голос всю свою боль, взмолился:
— Я прошу сделать, как я приказал. Я Древний, моя жизнь длится дольше твоей. Я терял слишком много тех, кого любил, кто был мне дорог. Ты возродила к жизни моё сердце, оно бьётся ради тебя. Оно умрёт, если твоё сердце остановится.
Только все его слова были напрасны. Хэни уже всё для себя решила. Она не позволяла никому рушить свои представления о прекрасном и правильном. Она выбивала своими откровениями почву из‑под ног владыки. И он, умудрённый опытом, терялся с ней. Боялся сломать своей волей, поэтому и пытался словами убедить.
Но стоило ей взглянуть ему в глаза, как все благопристойные мысли разлетались. Стоило ей задержать взгляд на его губах, как Тантрион терял голову. Сорвав поцелуй, он чуть не застонал от того, что, наконец, почувствовал сладость её губ. Так мечтал об этом и вот, наконец, он поддался соблазну, исчерпав другие доводы. Её осторожный отклик взбудоражил кровь Древнего ещё больше. Он готов был урчать от осознания, что она его. Собственническое чувство словно согрелось в лучах солнца. Владыка с неохотой разорвал поцелуй, любуясь на затуманенные глаза рыжеволосой эльфийки, для которой это был опыт в откровенных ласках.
