Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — пфальцграф
— Вы его изволили отменить?
— Да, — согласился я. — Изволил. У них теперь другой вопрос на повестке дня.
— Какой?
— Выборы, — ответил я лаконично. Все слушали внимательно, только сэр Растер туповато уточнил:
— Этого их общего войска?
— Да.
Сэр Килпатрик проговорил с сомнением:
— За ночь не успели?
— Успели, — подтвердил я. — Избрали графа Странжена, как бы вам ни хотелось видеть во главе графа Ансельма. А графа Ансельма и барона Швидерта — помощниками и заместителями.
— Но…
Я развел руками.
— А теперь им придется выбирать заново. Здесь найдется что-то перекусить? Я умираю с голоду.
Сэр Растер радостно завопил, что составит компанию, в самом деле пора червячка заморить. Остальные рыцари тоже двинулись за мной, только заботливый Килпатрик перехватил моего коня и сам проследил, чтобы конюхи поставили в стойло, где нет соседей.
Митчелл шел рядом ликующий, словно это он учинил погром в лагере. Со стен ясно же слышали и шум, и крики, потом увидели, как взметнулись огни горящих палаток. Сэр Альбрехт изумленно покачивал головой. Митчелл пихал его в бок кулаком, Альбрехт болезненно улыбался.
До утра из лагеря доносился шум, звенело железо, Самые горячие головы ринулись мстить барону ля Бержу за подлое убийство графа Странжена и других знатных рыцарей. Совсем не по-рыцарски поступил ля Берж, нельзя до такой степени терять от обиды голову, теперь он ответит… и его люди ответят…
Понятно, ничего не понимающие люди ля Бержа сперва подались под яростным натиском, затем озверели и дали такой отпор, что ворвались на спинах убегающих в ту часть лагеря, где и устроили кровавое побоище. Утреннее солнце осветило сожженные шатры, разбежавшихся коней, рыцари все в доспехах и при оружии смотрят друг на друга волками. И пусть все уже выяснили, но каждый помнит, как сосед подло напал и занес нал ним меч…
Штурма мы ждали до полудня или хотя бы начала осады, но сперва один отряд снялся с места и ушел, затем другой… Сэр Растер и Митчелл, соревнуясь друг с другом в знании геральдики, наперебой сообщали, кто из сеньоров сворачивает знамена и покидает лагерь.
Митчелл радостно проревел:
— Раньше они чуть не дрались, кто же возглавит поход, а сейчас… ха-ха!… голову даю наотрез, никто не хочет быть предводителем!
Сэр Растер поддакнул:
— Да, что-то их жизнь очень коротка. Граф Странжен побыл главой похода с полчаса, а то и несколько минут? Ха-ха!
Я ел быстро и жадно, желудок переваривает все на лету, силы вливаются в мое тело. Я чувствовал, как пошла горячая кровь, а Растер с одобрением осматривал мое розовеющее лицо.
— Что значит молодость, — сказал он завидующе. — Стоит посидеть за хорошим столом, выпить с друзьями — и вся усталость куда и девается! А теперь мне обязательно нужно выспаться, иначе ни на что не годен…
Граф Инкризер, еще не веря ни в нашу победу, ни в то, что уйдем из его замка, велел открыть все подвалы и достать лучшее вино и окорока для пира. Митчелл и Растер соревновались, кто круче завернет тост, остальные вежливо слушали, иногда добавляли что-то. Граф молчал, рядом с ним его супруга, милая, все еще молодая женщина, поглядывала на буйных гостей с интересом и некоторым испугом.
Я тоже поднялся с кубком в руке, все почтительно умолкли.
— А я поднимаю тост за графа Инкризера, — провозгласил я. — Он выказал себя очень мудрым человеком, встав на нашу сторону как раз в момент, когда мы так нуждались в верных союзниках!… Заодно хочу напомнить, что первым привел свой большой отряд ко мне Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля!… Нет, я не хочу умалить ни заслуг благородного Митчелла Касселя, ни моих рыцарей, но всех нас к тому времени уже связывали некие отношения, но барон Альбрехт и граф Инкризер… спасибо вам, друзья, за доверие!
Рыцари ликующе орали, смыкали со звоном чаши над столом, так что вино брызгало на блюда, поздравляли как графа, так и друг друга: хорошо быть в стане победителей. Альбрехт самодовольно улыбался, комплименты слушать всегда приятно, граф Инкризер улыбался криво, вынужденно.
Наступила ночь, а утром мы уже седлали коней. Граф вышел нас проводить, я сказал громко:
— Спасибо за гостеприимство и помощь, благородный сэр Инкризер. Увы, я вынужден отклонить ваше настойчивое предложение продолжить пир, но мы не можем гостить дольше, увы! У нас впереди вся Армландия. Благодарю вас за мудрость, с которой вы предпочли нашу сторону той, где… наши противники. Я рассчитываю, что они стали противниками только по недоразумению. Разве что Хоффман в самом деле противник, если вправду хочет поставить эти земли под власть короля Гиллеберда. Надеюсь, вы и дальше не разочаруетесь в нашем сотрудничестве.
Граф в затруднении смолчал, только искоса посматривал по сторонам: никто не прячет ли ехидные ухмылки. Рыцари, чистые души, смотрят на него как на собрата, который по доброй воле встал с ними плечом к плечу.
Граф Инкризер наконец перевел дух.
— Сэр Ричард… — пробормотал он, — вы чересчур высоко оцениваете мои заслуги. Их, по сути, и нет…
— Не скромничайте, — сказал я, повысив голос. — Заслуга ваша в том, что вы присоединились ко мне, когда я был в меньшинстве. Увидите, сколько будет желающих примкнуть к моему войску, когда мы будем дожимать противника! Тем выше честь и заслуга тех, кто пришел, когда соотношение сил один к ста не в нашу пользу!
Граф долго смотрел нам вслед с крепостной стены. Ворота моментально заперли за последним проехавшим под железной решеткой, словно страшился, что передумаю и вернусь убивать его детей. Я догадывался, что за буря бушует в нем, но задавливал в себе любое сочувствие, ибо сейчас я не рыцарь, а политик. Грязный, подлый и все такое, как нас любят называть, но, как и всякий политик, старающийся любой ценой избежать кровопролития.
Да, вот ключевое слово, о которое спотыкаются: «любой ценой». Мол, нельзя ценой лжи или вероломства добиваться благих или благородных целей! Конечно, это фигня, а иезуиты правы. Я поступил, как сам бы сказал про другого, грязно и подло, зато избежал очень большого кровопролития. Не шантажируй я графа, пришлось бы убить пусть не детей, но его самого и еще кучу народа. Сожгли бы дома, перебили вместе с защитниками подвернувшихся под руку слуг, по праву победителей изнасиловали бы всех женщин, а тех сучек, которые смеют противиться доблестным героям, распаленные победители попросту бы прирезали.
Я всего этого избежал, сейчас хреново только одному человеку — графу Инкризеру. Но и у него, надеюсь, эта рана постепенно заживет. Он не мальчишка, поймет, что я поступил… э-э… правильно. В смысле, по-человечески хреново, даже гаденько, можно даже сказать пафосно, подло поступил, однако с точки зрения стратега — безукоризненно.