Сильва Плэт - Сложенный веер
Хьелль поймал устремленный на него от королевского трона взгляд отца и обреченно пожал плечами. Жалко, что деле редко разрешается приходить и смотреть на поединки, но, наверное, ему (ей) тогда уже и не захочется… И жалко, что нельзя ни у кого спросить: разговоры с деле об их прошлой жизни категорически запрещены.
Распорядитель поединка лорд Дар-Пассер сделал шаг к центру арены…
Сид Дар-Эсиль одиннадцать лет назад
Глупо было так попасться. И не попасться было невозможно. Сид только теперь, ощущая влажную сталь у вмиг пересохшего горла, понял, насколько велик был разрыв в мастерстве и скорости. Даже с новыми клинками, даже после всех тренировок с Халемами, у него не было ни шанса.
Одновременно Сид с холодной ясностью осознал, что сейчас его будут убивать. Об этом говорила знаменитая придворная интуиция Дар-Эсилей — та самая, от которой не было никакого толку в бою, но которая теперь кричала в голос. О том, что никакие приказы и обещания, данные королеве, в эту секунду для Дар-Акилы не имеют значения. Потому что тот с самого начала собирался его убить, и вся эта получасовая пляска с мечами имела только одну цель — нанести удар так, чтобы он выглядел случайным, сорвавшимся, не удержанным в пылу атаки. А когда задуманное не получилось, тогда разъяренный дар пошел ва-банк.
Встретив неожиданное сопротивление, Дар-Акила, внешне казавшийся непроницаемым, полностью потерял контроль над собой. Теперь, когда грудная клетка соперника почти касалась его крыльев, Сид ощущал неприкрытую ненависть, кипящую в ней. Волны этой ненависти толкали его в спину, заставляли отклоняться вперед, отчего горло сильнее вжималось в иззубренное лезвие.
Дары на трибунах оставались спокойными. Взвившийся в момент решающей атаки Дар-Акилы шепоток затих. Приказ королевы пощадить молодого Дар-Эсиля не был секретом. Оставалось только дождаться, пока лорд Пассер доволочит свои израненные ноги до центра поля и объявит конец поединка. И уже наконец можно будет выпить бокал-другой отличного вина из бочек, установленных за трибунами, посмаковать детали боя, дать юноше Дар-Эсилю пару советов на будущее и отправиться по домам. Ах да, не забыть сочувственно хлопнуть по плечу молодого Дар-Халема и пожать руку его отцу — все-таки лучший мечник королевства, и сделать такое из не блиставшего прежде способностями мальчишки Эсиля — это надо уметь. За это надо выпить. И попросить Дар-Халема взять на обучение своего младшего — чтобы педагогический талант не пропал, раз уж дар теперь будет жить один…
Сид отрешенно наблюдал за тем, как старик Пассер, подволакивая левую ногу, сделал первый шаг. «Это уже не бой на мечах — вотчина Дар-Халемов, — внезапно подумалось ему. — Здесь запахло нашим фамильным — придворными интригами, кровной местью, всяческими кознями и пакостями, в которых исконно сильны Дар-Эсили. А значит…»
Значит… Он не знает, что я знаю, что он будет меня убивать. Он думает, что я надеюсь уйти живым, памятуя о приказе королевы. Значит, он считает, что я расслабился. И тоже ослабил концентрацию, отпустил свое внутреннее время, дал ему течь с такой же скоростью, как время внешнее вокруг нас, перестал конденсировать его, ускорять в режиме поединка.
Чтобы убедиться в этом, Сид незаметно напряг локти, чуть перехватил мечи… И когда кинжал Дар-Акилы скользнул по его горлу, с силой вонзил оба клинка в живот стоящему позади сопернику.
* * *Сид открывает глаза, и кажется, что это простое движение отнимает все его силы. Веки тотчас же падают обратно. Такое ощущение, что они хлопают по зрачку, как кованые ставни по высоким окнам Эсильского замка во время осеннего урагана. Боль бежит по глазному нерву, абсолютно неожиданными путями добирается до какой-то точки в самой макушке и там, наконец, затихает. Тогда Сид делает неглубокий аккуратный вдох и теперь уже не открывает, а приоткрывает глаза. Сквозь иголки ресниц он видит, как Хьелль с трудом выбирается из кресла и озабоченно склоняется над его постелью. На обивке кресла — гербы Дар-Эсилей, значит, они в крепости на болотах. «А я еще могу соображать», — радостно думает Сид.
— Ты его убил.
Хьелль всегда выражается по существу. Проследив за испуганным взглядом, которым Сид сопровождает его старания забраться обратно в кресло, он добавляет:
— А я сломал крыло. Попытался раскрыть его под орадом, когда вы оба в крови рухнули на землю. Месяц без полетов. Отец обозвал меня безголовым тейо и велел не показываться на глаза. Легко. Все равно мы у вас.
— А мой… — Сид не уверен, что это были слова, а не просто движение губ, но Хьелль понял.
— Не вылезает из дворца, пожинает плоды твоей победы. Королева в восторге, тебе уже обещано место следующего лорд-канцлера. Все пожимают твоему отцу руку и бешено сожалеют, что ты мой, а не их лучший друг.
Хьелль, наконец, находит удобное положение в кресле. Сид понимает, как ему, должно быть, больно: резко раскрыть крылья под орадом — предприятие не для слабонервных. Своего тела он не чувствует. Последнее, что помнится — широко раскрытые глаза старшего лорда Дар-Халема и его рука, пережимающая сосуды на горле.
— Отец был впереди секунды на две по внутреннему времени. Он великий мечник, не то, что я… — продолжает Хьелль. И объясняет:
— Вы могли стоять так еще несколько минут, и он бы не отключился, все равно держал бы свое внутреннее время в боевом режиме. Все остальные вас «отпустили». И я тоже. Поэтому я бы не успел. А он успел. Сбросил орад и в два взмаха крыльев был рядом с тобой. Ты падал на меч Дар-Акилы. Он в последний момент выставил его в воздух. Отец тебя подхватил и зажал рану. От меня толку было чуть — я сам орал от боли на трибуне. Вот такой у тебя замечательный друг, Сид, ради которого ты рисковал жизнью.
«У меня замечательный друг, — думает Сид, снова закрывая глаза. — Только дурак. Зато теперь никакого дуэма. То есть дуэм у него теперь со мной. То есть никакого. Как же хорошо».
— Ты мне расскажешь? Потом, когда выздоровеешь, — в голосе Хьелля звучат напряженные нотки.
— О чем? — Сид заставляет себя продолжать разговор, ему не хочется, чтобы друг волновался.
— Как ты успел.
— А рассказывать нечего. Я знал, что он сейчас будет меня убивать… и что это уже не бой. А убийства из-за спины — это наше всё, мы — Дар-Эсили — мастера подковерных игр и дворцовых пакостей. Ты же знаешь, нас нельзя…
— Ага. Удушить, проткнуть отравленным кинжалом… У вас интуиция.
— Ну, как-то так…
Друзья надолго замолкают. Сид лежит неподвижно, прислушиваясь к ощущениям в конечностях. Тишина. Вдруг свет, проникающий сквозь ресницы, заслоняется темной растрепанной гривой и мягкие губы целуют его в лоб.
