Redhat - Жизнь замечательных братьев
Не утруждая себя заклинаниями Починки, Северус сгреб осколки и выбросил их в мусорное ведро. Он и не думал, что от ссоры с миссис Уизли может стать так противно на душе. Никто в Ордене Феникса не относился к зельевару с такой простой и ненавязчивой теплотой, как Молли; она даже не стеснялась осаживать Блэка, когда тот начинал дерзить или закатывать истерики. Как глупо все получилось… наверное, девчонка Тонкс наломала дров, испугалась и тут же раскрыла все карты, и кому – разумеется, орденской «жилетке сочувствия»! Запустив пальцы в спутанные волосы, Снейп раздраженно зашагал взад–вперед по кухне; под каблуком что‑то пискнуло, и за холодильник юркнула тень с длинным хвостом – шпион похолодел.
— Питер, – как можно более бесстрастно позвал он, — выходи, нечего изображать жертву в моем доме! – крыса высунула мордочку, принюхалась и шмыгнула в темную прихожую, откуда спустя мгновение появился низенький пухлый человечек вороватой наружности.
— Ты чем‑то взволнован, С–северус? – боязливо осведомился Петтигрю.
— Давно ты здесь? – нахмурился в ответ зельевар. – Объедков на кухне Повелителя оказалось меньше, чем ты надеялся?
— Ты зря шутишь, Снейп, — обиженно возразил коротышка. – Я торопился к тебе с поручением от его Темнейшества, но если…
— В чем дело? – стальным тоном перебил Северус; метавшийся по углам взгляд Питера не предвещал ничего хорошего.
— Срочное с–собрание у Долохова, по поводу нового захвата, — тараторил Петтигрю, заискивающе косясь на профессора и нервно потирая дрожавшие руки. – Темный Лорд не может ждать до завтра, а мне… мне еще надо ус–спеть наколдовать десяток мантий… Поторопись, Северус–с! – Пожиратель стал быстро съеживаться; крыса выскочила из вороха одежды и исчезла в норке возле очага.
— А вот и я! – приветственно провозгласила Молли Уизли, выбираясь из камина в Норе. – Меда, Дора, простите, что задержалась – меня пытались ограбить в магазине сов. Пять галлеонов за кучку перьев и пуха – ушам своим не верю!
— Я же говорила, что птицы подорожали, — пробормотала аврорша; она сидела с ногами в кресле и дула на чай в большой синей кружке.
— Ничего страшного – война кончится, мы разбогатеем и купим что‑нибудь получше Сычика! – с наигранной бодростью продолжала Молли, снимая шаль и улыбаясь миссис Тонкс. – Джордж и Фред заявили, что будь у нас сова попроворнее, я закидала бы бедняжку Джинни наставлениями – ох уж эти мужчины, ничего не понимают! Меда, ты приготовила салат, как это мило!
— Между прочим, где Артур и остальные? – спросила накрывавшая на стол Андромеда. – Неужели внеочередной субботний рейд?
— Д–да, вроде того, — замялась миссис Уизли, надевая фартук. – Или нет… в общем, Шизоглаз затеял какое‑то собрание, но оно должно вот–вот закончиться… Душенька, извини, у меня все немножко перемешалось в голове, и Джинни не отвечает на письма…
— Ты зря волнуешься – твоя Джиневра просто золотко! Если бы Нимфадора была вполовину такой же послушной, – миссис Тонкс выразительно посмотрела на дочь, — ей не пришлось бы хлюпать носом с утра до вечера.
— Я не хлюпаю, — отрезала девушка, украдкой вытирая глаза рукавом.
— Три года, Дора, три года молодости низзлу под хвост… – сокрушалась Андромеда. Волосы Тонкс медленно приобретали огненный оттенок, а кружка в ее руках задрожала, но тут Молли предостерегающе поднесла палец к губам и прислушалась: во дворе раздались два хлопка аппарации, а затем еще один.
— Легки на помине! Это Артур, Хмури и… Мерлин мой, кого они привели? – воскликнула миссис Уизли, глядя во двор из‑за занавески. – Меда, посмотри, неужели это Тэд?
— Вряд ли, у них с Кингсли срочные дела в столице, — ответила Андромеда, тоже подходя к окну. – Нет, это кто‑то чужой… и до чего странная мантия, будто навырост. Только сначала спроси пароль! – крикнула миссис Тонкс вслед подруге, убежавшей на стук; привычка Молли забывать о правилах элементарной безопасности была известна всем в Ордене.
— Вечно ты со своими поучениями, — буркнула кутавшаяся в плед Нимфадора.
— Тебя, наверное, мало учила! Ничего, завтра отец вернется из Лондона, он скажет свое слово, — завелась Андромеда, но ее прервал истошный вопль миссис Уизли и громкая ругань Хмури. Обе Тонкс вскочили – при этом аврорша расплескала чай – и бросились на крики.
— Дорогая, успокойся, это Люпин, он просто.. Ремус, ну скажи сам! – взволнованно тараторил Артур. В крошечной прихожей перед черным входом образовалось небольшое столпотворение: Молли пыталась наброситься на сутулого бородатого мужчину в плаще, мистер Уизли удерживал жену, а Хмури орал и на тех, и на других:
— Заткнитесь все!! Годрик великий, почему из каждой стратегии получается фарс?! Это наш оборотень под Оборотным, вот как! Да нету у меня с собой Веритасерума, придется вести его к Снейпу или ждать… о, Тонкс, ты здесь? Ну что, узнаешь своего ненаглядного?
Однако, взглянув на нее, Аластор осекся; Нимфадора покачнулась и прислонилась к дверному косяку. В наступившей тишине все удивленно воззрились на Дору: по мертвенно бледным щекам девушки потекли слезы, она сдавленно всхлипнула и, оттолкнув «Пожирателя», выбежала во двор; Молли кинулась за ней.
Нимфадоре Тонкс хотелось просто провалиться сквозь землю, исчезнуть, не видеть никого и ничего. Из всех возможных издевательств это было наихудшим: немой укор в глазах Люпина на лице Лестрейнджа, пощечина ее прошлым и настоящим чувствам, стыд, бессмысленная пытка… Вокруг словно столпились невидимые дементоры, к горлу подступил комок, но кричать не было сил. Упав на колени перед садовой скамейкой, Тонкс уронила голову на руки – ее тело содрогалось от рыданий.
— Дора, – миссис Уизли робко притронулась к плечу аврорши, — девочка моя… Ох, и как эти дурни до такого додумались?..
— Н–не знаю… Ос–с–ставьте м–меня в покое… пожалуйста, я хочу побыть од–дна, – еле слышно прошептала Нимфадора. – И м–маму н–не надо… она никогда… ничего… не понимала…
Молли будто резанули по сердцу ножом. Пять лет назад тогда еще маленькая и вовсе не послушная рыжая девочка, захлебываясь слезами, бросила ей в лицо эту фразу: «Ты ничего не понимаешь, никогда!!» Миссис Уизли действительно не могла взять в толк, отчего дочка писала такие странные письма, а позже и те перестали приходить. Она не узнала в приехавшей на Рождество юной гриффиндорке – осунувшейся, похудевшей, неразговорчивой – своей малютки Джинни, которая так любила пряники с изюмом и игру в снежки. А потом открылась эта ужасная история с дневником, и василиск, и все прочее, что по сей день заставляло Молли вздрагивать и чего она так и не смогла себе простить.
