Янина Жураковская - На краю времени
— Видеть… — задумчиво произнес Зелгарис, по-отечески кладя ей руку на плечо.
От его ладони распространялось спокойствие и безмятежность, но девушка невольно вздрогнула: настолько чуждым и неожиданным показалось это ощущение. А затем пришло твердое понимание, что ей не нравится, и никогда не нравилось навязанное. Особенно из благих побуждений. Особенно от этого человека. Световой кокон вокруг Зелгариса неожиданно потускнел, и ментат, немедленно убрав руку, как ни в чем не бывало, продолжал:
— Видеть здесь тебя могут такие, как ты, и другие, если показаться им пожелаешь. Не тела это, лишь проекции души и ауры. Чем огонек ярче, тем плотнее его хозяин Сумерек касается. Сон это может быть, беспамятство, кома, умопомешательство, предсмертная агония или молитвенный транс. Может быть врожденный дефект, и тогда, даже бодрствуя, здесь одной ногой человек стоит и этого не чувствует, разум его словно пополам расколот. Или дар ментальный, но латентный, не активный. Часто такое у детей бывает, они наяву словно грезят… — Он выдержал паузу. — Мы, ментаты, по своей воле сюда приходим.
— А почему я такая же, как… — девушка запнулась, — ну, как в обычном мире, а вы…
Она не договорила, но Зелгарис понял и мягко рассмеялся.
— Потому что, юная энорэ, слишком стар я, потрепан жизнью и недоверчив, чтобы щеголять без защиты даже во время дружеской беседы с коллегой. Но ты не права. Ты себе только кажешься 'такой же, как в обычном мире', вижу я, что щитов на тебе едва ли вдвое больше, чем на мне. И, что всего удивительнее, природные они.
— То есть? — невольно увлекаясь, поинтересовалась Сердечник, хотя её не оставляло ощущение, что ментат умело вешает ей лапшу на уши или — как там говорил Альд? — тонирует иллюминаторы.
— То и есть, — шутливо поддразнил её Зелгарис. — ТПодсознательно их ты ставишь, сама того не замечая, год за годом, всю свою жизнь, и потихоньку обрастаешь ими, как чешуйками луковица. Даже не знаю, сумел бы я пробить защиту такую.
— Хочется попробовать?
— Хочется, — внезапно посерьезнел гость. — Сумерки — это наше место, Светлячок, здесь всесильны мы почти. А ещё весьма коварно оно. Сумерки зовут нас, манят, тянут к себе, иногда пожирают слишком самоуверенных или беспечных, но возвращается непременно каждый, кто побывал здесь хоть раз… Выше давай поднимемся.
— Зачем? — удивилась девушка, озадаченная внезапной сменой темы. — Мне и здесь неплохо.
Манерой речи и поведением Зелгарис ей кого-то до боли напоминал. Перлы мудрости древних, странный выбор слов и построение фраз, ненавязчивая, но весьма показательная демонстрация силы — при том, что ментат и не пытался впечатлить её или заинтересовать — все это она уже где-то видела или слышала. Но чем больше она старалась подцепить ускользающее воспоминание, тем быстрее оно размывалось и таяло, пока не исчезло совсем. Сердечник досадливо засопела.
— Мне плохо, — пояснил Зелгарис. — Глубоковато здесь для меня. Слоёв на пару вверх и в самый раз будет.
Он подхватил её под локоток и мягко повлёк за собой. Никакой разницы между 'глубоковато' и 'как раз' Сердечник не уловила, разве что светляков-душ прибавилось, да и тьма стала… пожиже, что ли. Другого слова она подобрать не могла.
— Большинство ментатов этим слоем пользуется, — в тоне Зелгариса явственно проскользнули профессорские нотки. — Здесь пространственный поиск ведется, здесь мы говорим с коллегами и друзьями, разумами других манипулируем и многое, многое другое. А некоторые люди несознательные используют Сумерки ещё и…
— Чтобы убивать? — догадалась Сердечник.
— И это тоже, — рассмеялся Зелгарис. — Но о другом действии я говорил. Противоположно прямо оно тому, которое назвала ты, ибо в конечном итоге результат его — жизнь новая.
— И этой головоломной конструкцией вы пытались объяснить, что они здесь виртуальным сексом занимаются, — перебила его девушка. — А прямо сказать нельзя было? Ах, конечно, это не сочетается с маской доброго старого учителя, которую вы так ловко носите! Но всё-таки зачем вы здесь? Какого черта вы все это рассказываете, наставляете, отплясываете передо мной сложный фигурный танец? И что это за ученик, которому вы так хотите помочь, что не погнушались похитить незнакомую девушку, запихнуть её в каменный мешок и прямо-таки на блюдечке поднести одинокому несчастному мегакомпьютеру?… Не любите отвечать на неудобные вопросы. Между прочим, это признак слабого человека. Хотя бы напомните мне имя молодого человека, которому только смерть и перерождение помогут 'отделаться от тёмного шлейфа'!
Зелгарис сделал вид, что не расслышал.
— Пятеро грудных детей у тебя? — мирно полюбопытствовал он.
— Что? Нет! То есть, я думаю, что нет! Вам-то лучше знать, что творится с моей памятью, это же вы…
— Есть старая собака, о которой заботиться нужно?
— Собаки нет, но есть кот, и сейчас он не у меня, а у моего… у… — Сердечник зарычала, стискивая пальцами виски. — Да что это такое! Почему я ни черта лысого не помню?!
— Незначительные последствия образования пространственно-временной петли. Размывается память, твоя и твоего… Техническими деталями утомлять тебя не буду, — и, прежде чем она смогла заявить, что ей как раз очень интересны технические детали, ментат продолжил. — Не понимаю, дитя моё, почему ты волнуешься так и сердишься. Прими то, что происходит с тобой, как приключение, как чудесный сон, и радуйся ему, пока он длится. Разве каждый человек не мечтает хоть раз вырваться за границы обыденного? Что там, за плотной пеленой туч, взглянуть, что за следующим поворотом дороги, за краем Вселенной таится? Всегда к тому мы стремимся, что нам недоступно, и желаем то, что получить не можем. Редкий шанс тебе выпал. Не потрать зря его.
Сердечник фыркнула, невольно посочувствовав ученику Зелгариса — бедного парня этой нуднятиной, наверное, потчевали по семь раз на дню. Ох, как же ей не хватало сейчас Альда, который мгновенно разложил бы всё по полочкам! Впрочем, даже без Альда она чувствовала, что есть что-то ещё, что двигает поступками этого ментата, что-то, что он не хочет выставлять напоказ. Было бы, конечно, здорово убедить Зелгариса поделиться информацией, но девушка совершенно не представляла, с чего убеждение начинать.
Она мысленно посмеялась над собой. 'Майндтрик' действовал только на слабых людей: Зелгарис был гораздо опытнее её, не говоря уже о том, что старше. Так что получила бы она за свои художества ментальных щелбанов или скучнейшую лекцию о неподобающем поведении (неизвестно, что страшнее), и осталась бы с носом. А лекции Зелгарис читать любил. И исключительно хорошо это делал, что свидетельствовало о многолетней практике.
