Юлия Галанина - От десятой луны до четвертой
Все-таки не такая уж я и уродина. Очень даже ничего. Янтарный подтвердит.
— Зачем вы осквернили свои уста, барышня, непотребными словами? — задал никчемушный вопрос он.
— Так это вы убили начальника охраны? — не менее бессмысленно спросила я.
Оба мы так и остались без ответа на свои вопросы. Серый Ректор не захотел облегчить душу чистосердечным признанием, я тоже не собиралась ничего ему отвечать.
Поэтому в кабинете воцарилось молчание.
На черном щите помимо штырей, оказывается, были закреплены и другие предметы, сливавшиеся с ним. Серый Ректор поднялся, подошел к щиту и снял черный ключ. Вызвал охрану.
Охранники вошли, похоже, без всякого энтузиазма.
— Возьмите ее и следуйте за мной, — проскрежетал Ректор.
Ей-ей, на его месте я не стала бы так скрипеть зубами — не казенные ведь и расшатать недолго.
Мы вышли из кабинета, спустились до подземного коридора, прошли до Перста. Но здесь, вместо того чтобы подняться наверх, опустились еще ниже, на второй подземный ярус. Я и не предполагала, что башня у нас такая глубокая. И снова пошли по какому-то крысиному ходу, темному длинному туннелю.
В нем охранники разделились, один шел рядом с Ректором и светил ему факелом, а Янтарный вел меня.
Чуть-чуть увеличив расстояние между нами и ими, он одними губами спросил:
— Что происходит?
Я в ответ пожала плечами.
По всему видно, конец мне приходит, но что именно, понятия не имею.
Зато, оказывается, это я подняла в воздух драконов, можно гордиться. И ругательство на стене было не ругательством, а древним заклинанием. Кто же знал…
Если бы знала, не стала бы тут три года париться, добралась бы до этой камеры еще раньше и снова сделала бы то, что получилось, гори эта Пряжка драконовым огнем вместе со мной и всеми остальными!
— Не знаю… — шепнула я в ответ.
Крысиный ход привел к двери. Логично. Не окном же ему заканчиваться в самом деле. Серый Ректор принялся открывать ее снятым со щита ключом. С трудом, но открыл.
За дверью снова был туннель, еще неуютнее первого, но зато короче. Свод его давил на макушку громадной, неподъемной тяжестью того, что располагалось над туннелем. Ощущения были, как у клопа, придавленного шкафом.
Кончился дверью и этот туннель. Опять понадобился черный ключ.
Дверь открылась в какой-то овраг. У меня уже и сил изумляться не было, хотелось, чтобы все поскорее закончилось, а в темном ли коридоре, в сером ли овраге — мне без разницы.
Ректор вышел осторожно, пригибаясь и поглядывая на небо. Повернул направо и пошел по оврагу. Мы за ним.
Тут я поняла, где находимся: с той стороны северной стены, в ущелье!
И точно, овраг вывел нас на поверхность, над головами возвышалась необъятная северная стена, монолитная и неуступчивая.
Пригнувшийся Ректор торопился и суетился, словно сверху на него могло что-то упасть. Он вдруг резко толкнул меня в сторону ущелья, так что от неожиданности я упала и тюкнулась лицом в землю.
— Ты их освободила, — злорадно выкрикнул он, — вот сама с ними и разбирайся! Ребята, за мной!
Он повернулся и поспешил снова укрыться в овраге. Янтарный остался стоять.
— Веревку надо забрать… — сумрачно сказал он.
— Брось, — отмахнулся Ректор, — о каком барахле сейчас думаешь!
— Я говорю, надо забрать!- неуступчиво повторил Янтарный. — Она новая, ее хрен спишешь! Предупредить надо было, тогда бы старой связали.
— Тогда сними, — сдался Ректор. — Мы тебя внизу подождем.
И он опять опасливо покосился в глубину молчащего ущелья.
Янтарный подошел ко мне, одной рукой поднял и поставил на ноги, начал развязывать стягивающую кисти веревку. Вид у него был сосредоточенный.
— Я вечером сюда выберусь, — тихо сказал он. — Что тебе нужно?
— Под моей кроватью сундучок. В нем дорожный мешок. Его, — коротко ответила я.
Янтарный снял веревку и ушел.
Я осталась в пустоте.
Это была ничейная земля — за вставшей грудью на пути выхода из Драконовой Залежи северной стеной царила Пряжка, в ущелье же теперь обитали драконы.
Добрый дяденька Серый Ректор выпнул меня сюда, чтобы именно от них приняла я печальный, но, по его мнению, вполне заслуженный конец. Нашел крайнюю!
А сам он?!
Теперь я понимаю, какого рода донос мог настрочить бывший начальник охраны, застукав Ректора за собиранием опасной коллекции штырей. Видно, вычитал что-то в старых записях и начал делать то, что совершенно не поощрялось Службой Надзора за Порядком. Как ни смешно, но, наверное, и правда, без символистов не обошлось.
Я начала представлять, что могло произойти между начальником охраны и Ректором на лестничной площадке перед окончанием лекции, но потом мне вдруг стало так неинтересно об этом думать…
Словно Пряжка отпустила меня, отгородилась стеной и все ее страшные тайны стали мне до фонаря.
Я бесцельно побрела по ничейной земле. Нашла под пригорком, на котором кучковались молодые осинки и березки, ямку, заполненную прошлогодней, припахивающей сушеными яблоками листвой. Северная стена, несмотря на все свои претензии, не могла заслонить солнца. Деревца стояли еще лысые, почки только-только начали набухать.
Солнце уже поднялось высоко и пригревало залежи листвы. Я устроилась в этом листвяном гнезде, подставила лицо солнцу, закрыла глаза…
Ко мне пришла Ракушка.
В пансионате я никогда не могла ее увидеть, представить, будто я дома. Словно не пускала Пряжка на свою территорию ненужных воспоминаний, не давала расслабиться, заставляя даже во сне выставлять локти, обороняться от ее власти.
А тут я снова услышала море, уловила его запах. Ракушка пришла ли ко мне, или я пришла в Ракушку, но ноги понесли меня по знакомой мощеной улице Старой Яблони, поднимающейся в горку от бухты. Ползли по светлым стенам домов вьющиеся розы, темнел, оплетая балконы и беседки, плющ.
Я дошла до дома, тихонько вошла… Мама пекла на кухне пирожки, папа возился в саду…
Поблескивали буквы на корешках книг, стоящих на занимающей всю стену полке, я медленно разбирала такие привычные названия: "История Чрева Мира", "Жизнеописания", "Судоводная астрономия", "Признаки бури", "Метеорологика", "О небесных явлениях", "К потерпевшим кораблекрушение". Лежали на столе рукописи и морские карты…
Комната сестры, пустая. Моя комната. Пустая. Я открыла дверь, тихонько скользнула под легкий полог своей кровати, который в детстве всегда казался мне парусом. Закрыла глаза…
Я спала в ворохе листвы до тех пор, пока солнце не переместилось и не перестало освещать пригорок. Без него сразу стало холодно и сон пропал. Зато появилась и загудела внутри злость, обида и возмущение.
