Наталья Резанова - Рассказчица историй
Я не знаю, все люди такие злые, или только эти братья. Я еще много чего не знаю, и мне никто ничего не объясняет. И отец тоже. Я не люблю своего отца. Это плохо, да? Он все время кричит, что с ним никто не считается. А смеется, только когда пьяный.
А Эли смеется, лишь когда говорит, что вернется Орест. Это мой брат, который здесь не живет. Она говорит, что, когда Орест вернется, все будет хорошо, по справедливости, и всем воздастся.
Это красивое слово — «воздастся», и Эли перестает быть некрасивой, когда говорит его.
А остальные не хотят рассказать про брата и запрещают спрашивать.
Один раз я слышала, как отец с матерью шептались, а потом отец как закричит: «Тебе он ничего не сделает, побоится гнева Эриний, а со мной что будет?»
Я испугалась и убежала, а потом спросила у Хрисы, что такое Эринии. Она тоже испугалась и спросила, где я про это слышала. Я сказала. Она ответила, что Эринии — это Ночные, а остальное она объяснит после. Но не объяснила. Я ничего не понимаю.
Ночные пугают злых людей, а Орест хороший, правда? Правда?
Мне так надоело прятаться по темным углам, бегать по коридорам, а когда поймают, сидеть одной в темноте! Мне так страшно одной!
Братец Орест, приди и забери меня отсюда!
Сегодня они с утра оставили меня одну. Даже Хрисы нет.
А отец вчера снова напился и плясал во дворе.
Очень хочется есть, но я боюсь выходить. Люди бегают по двору туда-сюда. Как мыши. Только они не мыши, они тяжело топают и громко дышат.
А еще говорят, что есть Мышиный Бог, может, это он так ходит?
Мне страшно. Я хочу, чтоб все забыли про меня, и боюсь, что все забудут про меня.
Опять побежали. Я узнала шаги. Это шаркает нянька Килисса, а за ней — Эли, и еще два человека, я их не знаю.
Звон, словно бы щиты попадали со стен в зале пиров…
Кто это кричит так страшно?…
А это кричит мама: «Орест! Орест!» И Эли смеется, смеется, и тоже кричит: «Орест!»
Как хорошо… Значит, мой брат пришел. Теперь не надо бояться! Я расскажу ему, как его ждала, и он выведет меня отсюда на солнце. И все перестанут злиться…
Я бы кинулась ему навстречу, но у меня дрожат ноги, и спина занемела от холода каменной стены…
И — свет за дверями! Он — там…
Братец Орест, какой ты красивый!
Он протягивает ко мне руки, большие и сильные. Я бросаюсь к нему, и он хватает меня и поднимает, как отец никогда не поднимал. И говорит слово, что всегда говорила Эли при встрече со мной. Только он не смеется. Он поднимает меня… Братец Орест, что у тебя на руках?
Братец Орест, не надо! Мама!…
И даже Эринии не вспомнили о ней.
ЭПИЛОГ
Я сидела в своей комнате во Дворце Справедливости и скучала. А чтобы заставить меня скучать, надо потрудиться. Царский дворец порядком выгорел, но при желании можно было найти там помещение. И уже через пару дней после штурма Ихи спросил у меня разрешения послать строителей на ремонтные работы. Разрешение я дала, но в царский дворец въезжать не пожелала. Помимо прочего, это означало бы, что я провозглашаю себя преемницей Хепри, а я и не собиралась этого делать.
После захвата Керне прошло двадцать дней. В первые из них была масса хлопот, и я ожидала, что повторится история с Самофракией.
Мы взяли под контроль порт и все возможные пристани острова.
Собственно, с этой задачей прекрасно справились мои кормчие, а я осуществляла только общее руководство. Разумеется, я объездила весь остров в сопровождении советниц и, конечно, Ихи.
Тут надо отметить обстоятельство, до которого мне было недосуг при штурме и Затмении.
Керне оказался необычайно красивым городом, оказавшим на меня сильное впечатление. Я таких еще не видела.
Троянцы утверждали, будто их город строили боги, но у атлантов для подобного утверждения было гораздо больше оснований. Необыкновенно прямые и широкие улицы, как и портовая площадь, мощенные гладкими плитами. С военной точки зрения не слишком разумно и отражает высокомерие правителей, не способных представить собственное поражение, но в обиходе чрезвычайно удобно и глазу приятно. И белый-белый камень, из которого выстроено большинство зданий.
Это напомнило мне Темискиру, хотя между Керне и Темискирой не было ничего общего.
А самым красивым, хотя и несколько обветшалым зданием в Керне оказался Дворец Справедливости, хотя, ясное дело, это не главная причина, по какой я выбрала его своей резиденцией. В это белое с колоннадой здание на холме, по которому спускалась широкая лестница, по давнему обычаю мог прийти любой житель Керне. («Любой» — не совсем точное слово. Лишь мужчина, свободный и способный представить двух поручителей.)
При последних царях этот обычай тихо сошел на нет, потому дворец и обветшал.
Я решила возобновить обычай, хотя не думала, что это сразу принесет плоды.
Откровенно говоря, думала я совсем обратное. Я ожидала волнений на Керне. Все-таки это была не какая-то пиратская крепость, где после штурма просто не оставалось пленных, а довольно густонаселенный остров. И сведения, полученные мной при знакомстве с Аг-либолом, надежды не вселяли. Жители должны были нас здорово возненавидеть.
Полагаю, не стоит объяснять, почему. Я бы, например, возненавидела.
Но ничего подобного!
Чуть ли не на следующий день крестьяне и ремесленники принялись за работу, отрываясь от нее, только чтобы низко поклониться нам, когда мы проезжали мимо.
А во дворец являлось множество посетителей. Присягать мне. В основном из военного и жреческого сословия. Из-за этого держалась я все время настороже. Думала, что присяга — это предлог для возможного покушения.
Что касается родственников покойного царя, то Хепри сам избавил меня от этой головной боли, прикончив всех своих родичей собственноручно. Его сестра-супруга тоже давно умерла, и, похоже, не своей смертью. Значительная часть его гвардейцев и приближенных погибли при пожаре дворца.
Но в целом потери атлантов были не так велики, и я могла ожидать возмущения в любой час.
Так вот — ни возмущений, ни покушений не последовало. А публика, являвшаяся во Дворец Справедливости, хотела именно того, о чем заявляла — присягнуть мне.
Меня это озадачивало чрезвычайно. Ладно — Ихи, я как-никак спасла ему жизнь, но остальные мне ничем не обязаны. Правда, мне повезло, что Хепри, совершенствуя, видимо, свои методы уничтожения, а может, из чистой подозрительности — это, сказали мне, с ним часто случалось — недавно отправил на жертвенный камень несколько высших офицеров, чем, кстати, сильно облегчил мне захват города.
А жречество? Ведь я, мягко говоря, первым делом, ворвавшись в город, помешала свершиться священному обряду. Я не собиралась глубоко влезать в их религиозные дела, но человеческие жертвоприношения запретила сразу. А это должно было крайне им не понравиться.
