Сэй Алек - Хитроумный советник
— А я читал, что женщина любит ушами… — пробормотал несколько ошарашенный такой отповедью, первый советник.
— Да кто сказал, что женщина любит ушами? — возмутилась Таши, — Женщина любит вся! Каждой клеточкой своего тела, всеми фибрами души. Конечно, каждой из нас приятно слышать о том, что она красива, привлекательна, нежна, обаятельна, пригожа, интересна собой, заманчива, загадочна, хороша, стройна (особенно, если это неправда), мила, обворожительна, дорога, ненаглядна, драгоценна, любезна сердцу, миловидна, бесценна, ненаглядная зазноба, если только перечисление всех этих наших достоинств не заканчивается фразой "Извини, сегодня задержусь за ломбером". Но попробуйте сказать мужчине, что он красив, пригож собой, обаятелен, подтянут, поджар и мускулист (если это не правда — действует вдвойне эффективно), очарователен, полон шарма и чисто мужского обаяния, половой гигант, умница, лапочка, душка и просто прелесть — да вы посмотрите как мужик разомлеет, будет уверенным в том, что он в этом мире самый лучший, единственный и неповторимый мужчина. И после этого говорят, что ушами любит женщина! Да нам пришлось бы отрастить уши, длиннее чем у жирафа шея, чтобы на них умещалась вся та лапша, которую вешают нам благородные сэры, лишь бы затащить нас в постель. Самое обидное — большинство из них не очень-то и внятно себе представляют, что делать дальше. Не обращайте внимания, к вам это не относится.
— Ну, хоть чем-то вы меня порадовали, — хмыкнул сэр Алан.
— Не принимайте моих слов близко к сердцу, просто вспомнила свое замужество, — Таши скривилась, — Что теперь будет с Октином?
— Ему, боюсь, придется покинуть страну.
* * *Каах вышел из комнаты, где лежал Понера, пробыв там четверть часа. Выглядел он глубоко подавленным и несчастным, хотя советник предполагал, что это всего-навсего проявление истощения магической энергии.
Дракон обменялся несколькими негромкими фразами с вернувшимся в дом короналом, из которых окружающие смогли разобрать только слово «уснул», и откланялся. Первый советник, который тоже уже уходил, спускался по лестнице на первый этаж вместе с драконом.
— Korlat, — негромко произнес он, — с вами все в порядке?
— Да, — так же тихо ответил Каах, — Лечение отнимает уйму физических и душевных сил. Мне просто надо выспаться… и немного золота.
Сэр Алан кивнул.
— Выспитесь. Вы мне нужны живым, здоровым, и, по возможности, веселым. Только ответьте мне еще на один вопрос — виверны вмешиваются в дела людей?
— И еще как, — невесело усмехнулся юноша, — Они от наших Трех Заповедей отступили, и считают что лишь им одним дано вести человечество к процветанию.
— А драконы?
— Только в качестве контрмер действиям вивернов.
"А лучшие контрмеры — упреждающие, — подумал Лавора, — Темните вы, sel korlat".
— Ясно, значит контрмеры… А что за Три Заповеди?
— Это наши этические принципы. Не вреди, не мешай, помогай.
— Хм, неплохо, вся философия и этика в одной лаконичной фразе. Только это философия неделания зла, а не философия делания добра.
Дракон и советник вышли из особняка и остановились у парадного.
— Чтобы делать добро, надо сначала научиться зла не делать, — грустно ответил дракон, — Да и не каждому это дано — добро творить. Так хоть без зла обходятся пускай.
Дракон помолчал немного, а потом грустным речитативом произнес:
Разбитое зеркало… Блестящие льдинки…
Осколки по полу… И пара слезинок…
Уходишь — иди, я смотреть вслед не стану…
Стучащее сердце… Кровавые раны…
Чужие слова ранят слишком жестоко,
Еще рядом мы, но уже одиноки…
И, словно, в бреду, снова бродим по кругу
Родные, но все чужие друг другу.
— Любите стихи? Я тоже люблю, но чуть более жизнеутверждающие.
Помнишь?
Трель соловья в ночи.
Помнишь?
Флейта в горах звучит.
Помнишь?
Алый в степи рассвет.
Помнишь?
Солнца слепящий свет.
Помнишь?
Радуги яркий мост.
Помнишь?
Небу хватило звезд.
Помнишь?
Как ветерок ласкал.
Помнишь?
Отдыха час настал.
Помнишь?
Тихий полночный сон.
Слышишь?
Вновь соловей влюблен.
— Это…Чье? — выдохнул Каах.
— Мое, — буркнул Лавора.
Глава двенадцатая
Арин III Легор, герцог Айко, отложил последний из прочитанных документов, вздохнул, устало потер глаза и печально посмотрел на Лавору и Тайра.
— Хорошая работа, господа, — грустно произнес он, — Жаль, что она меня совсем не радует.
— При всем моем почтении, сир, — ответил сэр Рэндом, — веселить вас — обязанность Массены, в наш же долг входит информировать вас и о столь безрадостных вещах, как измена третьего советника.
— Да-да, я понимаю, — меланхолично кивнул головой герцог, — Хотя Лавора, порой, все же шутит. Ну, и каковы ваши рекомендации?
Советники переглянулись.
— Немедленное отстранение от должности и назначение нового третьего советника, — твердо сказал Лавора.
— Поддерживаю, — буркнул Витара.
— Редкостное единодушие, — горько усмехнулся Арин III, привыкший к тому, что на один и тот же вопрос его первый и второй советники имеют диаметрально противоположные точки зрения.
Сэр Алан и сэр Рэндом сочли за лучшее промолчать. Герцог тяжело вздохнул и позвонил в колокольчик. Несколько мгновений спустя в его кабинет вошел Гарольд Модена.
— Барон Мезагучи в приемной? — спросил герцог.
— Да, государь, — ответил сенешаль.
— Пригласите его к нам.
Модена поклонился и вышел.
— А ведь это скандал, господа, — вздохнул Его Сиятельство, — Вид мы будем иметь весьма бледный. Может отправить Йагона в почетную отставку, а?
— Ну… учитывая то, что сэр Брего продался Саагору… И в свете вчерашнего ультиматума… — нерешительно произнес Лавора, — Мы могли бы выдвинуть встречные претензии.
— Не думаю, — твердо сказал сэр Рэндом.
— Ну вот, узнаю своих советников, — усмехнулся Арин, — Значит решено.
— Его Милость, сэр Руджер Карено, барон Мезагучи! — провозгласил Модена, появляясь на пороге. Вслед за сенешалем вошел и командир преторианцев.
Сэр Руджер был еще отнюдь не стар — ему едва миновало тридцать пять лет. Мужчина он был крепкий, к полноте не склонный, ума среднего, роста среднего, лицо кирпичом — одним словом, примерный преторианец. Кстати — форма ему шла.
— Присаживайтесь, барон, — произнес герцог, — Сэр Гарольд, отправьте посланца к благородному Йагона — мы желаем его видеть, и как можно скорее.
