Лиланд Модезитт - Инженер магии
— Доррин! — пробуждает его крик и стук в дверь. — Доррин!
— Что случилось? — юноша соскакивает с койки.
— Коза! Мне нужна помощь.
— Сейчас буду... — торопливо одевшись, Доррин спешит к загону.
Коза лежит на соломе, тело ее периодически сотрясают судороги. Рейса своей единственной рукой пытается придать ей правильное положение. Доррин садится рядом на корточки, готовый выполнять все указания женщины. Схватки следуют одна за другой; один козленок сразу пошел неправильно. Время тянется бесконечно... Но вот все позади. Доррин без сил приваливается к забору. Коза мертва. Больше он ничем не в состоянии помочь.
На руках Рейсы слабо шевелится единственная новорожденная козочка.
— Прости, — говорит Доррин. — Я старался.
— Знаю. Я видела, что ты навещаешь ее чуть ли не каждую ночь.
— Я старался, — беспомощно повторяет он.
— Паренек, есть вещи, которых не избежать. Ни хаосу, ни гармонии не дано изменить судьбу, — она прижимает к себе еще мокрую, трясущуюся козочку и спрашивает: — Ну, а как эта? Жить будет?
— Если ты раздобудешь молока или крепкого бульона, — говорит Доррин, — я, скорее всего, смогу поддерживать в ней жизнь до тех пор, пока она не сможет питаться сама.
— Но ты же не сумел спасти козу.
— Я еще недостаточно силен. А эта козочка совсем маленькая.
— Я не стану называть ее «эта».
— А какое ты ей дашь имя?
— Зилда. Там, откуда я родом, это значит «потерявшаяся».
— Разве не все мы такие?
— Тебя, Доррин, потерявшимся никак не назовешь. На самом деле ты основательный, и уж где ты есть, там ты точно есть. Сбереги это в себе. Яррл посмеивается над твоими игрушками, но отдал бы правую руку, чтобы уметь делать такие же. А я готова отдать свою единственную за возможность исцелять и растить травы, как ты, — Рейса на миг умолкает. — Думаю, молоко, или козье или коровье, раздобыть удастся. Выменяю на перец. Да и бульон вечерком сварю.
Доррин прикасается к Зилде, стараясь укрепить в ней гармоническое начало, потом переводит дух и выпрямляется.
Лишние слова тут ни к чему.
Кивнув, он поворачивается и бредет в комнатушку, где его ждет постель.
XLI
Глядя на запад, на оледенелые остроконечные пики, Джеслек улыбается. Стоящая позади него рыжеволосая женщина в белом смотрит то на стражей, то на Закатные Отроги. Что же до стражей, то те уставились себе под ноги, на белый гранит дороги.
Чародей прощупывает чувствами хаос глубоко под последним участком горных лугов Аналерии, ослабляя одни связи и оставляя нетронутыми другие. Земля начинает содрогаться. Пасущиеся на склонах овцы, различимые отсюда как темные точки, валятся в высокую траву, как игрушечные. Но землетрясение не затрагивает дорогу. Лишь глубоко под ней ощущается слабый намек на вибрацию.
Земля по обе стороны дороги начинает дымиться, и небо затягивает туманная пелена. Создается впечатление, будто дорога медленно, очень медленно проседает.
Губы Ании кривит нервная улыбка, а стражи — те и вовсе не отрывают глаз от мостовой.
Взор Джеслека, следуя за его чувствами, тоже устремляется вниз, словно пронизывая толщу земли. Открывая каналы хаоса, маг дает им возможность выталкивать на поверхность не связываемые больше гармонией массы скальной породы.
— Он воистину велик, — бормочет один из стражей. — Говорят, будто его пришествие было предречено в Старой Книге.
Теперь сотрясается и сама дорога, да так, что Ания едва не падает на только что произнесшего эти слова стража. А тот отдергивается от нее, словно обжегшись.
XLII
Утерев лоб, Доррин снова и снова бьет теслом по куче древесного угля, досадливо гадая, почему Туллар всегда доставляет уголь такими большущими кусками и почему кузнечный горн пожирает так много топлива? Впрочем, нет, с последним вопросом все более-менее ясно. Ударам тесла, дробящего уголь на мелкие кусочки, вторят звуки молота Яррла. Наконец юноша откладывает тесло в сторону и совком сгребает измельченный уголь в тачку.
Теперь влажный летний воздух так тих, что слух улавливает доносящийся из дома совсем уж негромкий звук — там орудуют метлой. Наверное, Петра — вряд ли ее однорукая мать взялась за метлу. Впрочем, Рейса и одной рукой управится с чем угодно.
Доррин отгоняет назойливую муху. Надоедливое насекомое все равно вернется, когда его руки снова будут заняты теслом. Почти незаметная проекция гармонии позволяет ему не подпускать к своей койке клопов и тараканов, так неужто нельзя проделать нечто подобное и с летающими насекомыми? Он пытается сосредоточиться, но его отвлекает стук копыт по влажной, плотной глине. На двор въезжают два всадника в темно-синих спидларских мундирах.
Вздохнув — угля он надробил явно маловато! — юноша снова откладывает тесло.
— Доррин! — окликает его Брид.
Подмастерье кивает, Кадара кивает ему в ответ. Шарканье метлы в доме стихает. Доррин утирает лоб.
— Вы опять куда-то собрались? Что так скоро? Ведь с вашего возвращения и восьмидневки-то не прошло!
— Надо же, и как ты только догадался, что мы уезжаем? — говорит Кадара, отбрасывая со лба рыжую прядку. Стричься она стала еще короче, чем раньше.
— Котомки, полевая форма, да и само то, что вы ко мне завернули... — простодушно перечисляет Доррин, в который уже раз попав впросак: и когда только он научится распознавать в вопросах Кадары иронию?
— Да я не имела в виду... — Кадара качает головой. Что-либо объяснять Доррину бесполезно. — В общем, мы просто хотели, чтобы ты знал.
— Спасибо. А я вот, — Доррин указывает на кучу угля, — все время занят.
— Вижу, — говорит Кадара, подъезжая поближе, — и по-прежнему считаю, что ты утруждаешься попусту. Целительством можно заработать больше.
— Дело не в заработке. Я хочу строить машины.
— Ох, Доррин. Еще год — и мы сможем вернуться домой. Если бы ты только отказался от глупой...
У Доррина каменеет подбородок.
— Кадара, — звучит спокойный и рассудительный голос Брида, — мог бы он попросить тебя сделаться домохозяйкой?
— Мы уезжаем утром, — невозмутимо говорит Кадара, словно она и не думала пенять Доррину по поводу его нелепой тяги к машинам.
— А когда вернетесь?
— Этого тебе никто не скажет, — смеется Брид. — На берегах Элпарты, вниз по течению, объявились разбойники. Как управимся, так и воротимся.
— Удачи вам, — тихо произносит Доррин.
После того как цокот копыт стихает, в доме возобновляется шарканье метлы. Доррин снова берется за тесло. Позади на крыльце слышатся легкие шаги, но он не обращает на них внимания. Нанеся еще пару ударов, он откладывает тесло, берет совок и, зачерпнув примерно треть того, что успел раздробить, высыпает в тачку.
