Лиланд Модезитт - Инженер магии
Во втором стойле ржет и скалит зубы рослый белый жеребец. Остановившись и удерживая тюк на плече, Доррин пытается успокоить коня. Жеребец снова ржет, но уже не так злобно. Юноша сбрасывает сено в ясли и гладит коня пальцами по лбу.
— У белого что-то болит? — обращается он к конюху.
— Понятия не имею. Я вообще не видел, как его ставили, — отзывается Ваос, ведя Меривен к дальнему стойлу.
Задержавшись, Доррин оглаживает коня обеими руками и, обнаружив рубцы от плети, исцеляет их, снимая боль и отчасти успокаивая животное.
— Бедняге досталось плетью.
— Чертова солдатня, — равнодушно ворчит конюх. — Я принесу зерна для твоей лошадки.
— Ну, это не обязательно.
— А тебе было вовсе не обязательно заниматься чужой лошадью, — с ухмылкой отзывается Ваос.
— Делаю что могу, — ухмыляется в свою очередь Доррин и берет посох. Пока Ваос роется в бочке щербатой жестяной кружкой, Доррин выходит из конюшни и направляется к трактиру
— Смотри! Я ж тебе говорила, что он сообразит, — заслышав знакомый голос, Доррин поднимает глаза и видит у дверей Кадару с Бридом.
— Вы куда лошадей пристроили? — спрашивает он. — Что-то я их не заметил. Неужто проглядел?
— Пришлось поставить в платную конюшню. А ты?
— Я... э... Ваос подыскал тут... местечко для Меривен.
— И что же ты для него сделал? — спрашивает Кадара чуть ли не снисходительно.
— Ничего особенного. Просто потолковал с ним.
— Ты здесь впервые?
— Нет, бывал пару раз с Пергуном. Это подмастерье с лесопилки.
— Видишь, Кадара, — широко ухмыляется Брид, — твой друг вовсе не беспомощен. Просто он все делает по-своему, потихоньку.
— Ага, никогда не спешит, но коли упрется, так с места не сдвинешь.
Брид смотрит на Доррина и пожимает плечами, словно говоря: «Ну что с нее взять?»
Доррин пожимает плечами ему в ответ.
— Мужчины... — кривит губы Кадара, переводя взгляд с одного на другого.
Брид занимает столик, освобожденный уходящими солдатами. Не успели трое друзей усесться, как перед ними появляется служанка.
— Что будете пить?
— Темное пиво.
— Мне тоже.
— А мне сок, — добавляет Доррин.
— А, это ты целитель! А как насчет еды?
— А что есть?
— Что и всегда — мясо в соусе или пирог с дичью. И то и другое — три медяка. Есть, правда, еще отбивные, но брать не советую.
— Мне мяса, — говорит Доррин.
— И мне, — в один голос вторят ему Брид и Кадара.
— Надо же, а мы-то думали, что, приглашая тебя сюда, даем возможность отдохнуть от тяжкого труда в кузнице, — насмешливо укоряет Доррина Кадара.
— Так оно и есть. Просто иногда я устраиваю себе отдых сам, а иногда мне помогает еще и Пергун.
— Тебе все еще нравится работать в кузнице?
— Я учусь. Яррл говорит, что мне еще многое следует усвоить, а мастер он славный. Думаю, не хуже Хегла.
На столе, одна за другой, появляются три кружки. Доррин вытаскивает два медяка, но Кадара успевает вручить служанке полсеребреника.
— Сегодня мы угощаем.
— Спасибо.
— Ну, как у тебя дела? — снова спрашивает Кадара. — Выкладывай все!
— Хорошо. Яррл разрешает мне пользоваться горном по ночам, и я смастрячил несколько вещичек. Но на серьезное дело требуется время.
— Возможно, у тебя его больше, чем ты думал, — тихо произносит Кадара.
— Почему?
— Фэрхэвен обложил товары с Отшельничьего дополнительным налогом.
Доррин отпивает соку.
— Ты не понял? — спрашивает Кадара, возмущенная его безразличием.
— Просто проголодался.
— Человек проголодался, — смеется Брид. — Объясняю, что беспокоит Кадару. Она считает, что из-за этой пошлины корабли между Кандаром и Отшельничьим будут ходить все реже и реже, а значит, когда придет время, мы не сможем вернуться домой.
— А тебя это совсем не беспокоит? — любопытствует Кадара.
— Что толку переживать попусту? Вернуться сейчас Лортрен нам все одно не позволит, а за год много чего может случиться, — говорит Брид, отпивая большой глоток.
— Вы оба — тупоголовые упрямцы! — фыркает Кадара, глядя в упор на собеседников. — Один света не видит за своими машинами, а другой предпочитает закрыть глаза на очевидное и думать, будто все уладится само собой.
Доррин косится в сторону кухни, надеясь, что служанка принесет еду прежде, чем у него забурчит в животе.
— Я и не говорил, будто все уладится, — заявляет Брид. — Просто не вижу смысла переживать из-за того, чего все равно не в состоянии изменить. Остановить войну между Отшельничьим и Фэрхэвеном не в моих силах.
— Неужто дело дойдет до этого? — спрашивает Доррин.
— Думаю, да, — отвечает Брид, сокрушенно качая головой. — Впервые за века со времен Креслина у Белых появился действительно великий маг.
— Но означает ли это неизбежную войну? — задумчиво говорит Доррин. — Я не понимаю, что такая война может дать Белым? Если они уничтожат Отшельничий, то станет меньше пряностей и шерсти, так что эти товары резко возрастут в цене. А Белым будет некому сбывать зерно, и оно подешевеет. Вот и получится, что уйма золота и множество жизней будут потрачены без малейшей выгоды для кого бы то ни было.
— Ты слишком рассудителен для войны, Доррин, — со смешком отзывается Кадара. — Небось, не прекратишь своих логических выкладок, даже когда Белые легионы начнут охотиться за тобой по всем здешним холмам! А люди, мой друг, далеко не всегда поступают разумно. Пора бы тебе это усвоить.
— Пожалуй, ты права, — произносит кузнец и целитель с кривой усмешкой. — Я вот знаю, что в основе работы моих машин лежит гармония, и это логично. Хаос перемалывает все сложное, а машина непроста, и чтобы она работала, необходима гармония. Однако никто не смотрит на мою деятельность с позиции логики.
Кадара и Брид переглядываются.
— Надо же, — произносит Кадара после недолгого молчания, — я никогда не смотрела на это с такой точки зрения.
— Я до сего дня тоже, — смеется Доррин.
Наконец-то служанка ставит на стол три тяжелые миски, над которыми поднимается пар.
— Выкладывайте денежки.
Брид вручает ей серебреник.
— Тут за троих.
Она отдает ему медяк сдачи и со стуком опускает на стол тарелку с хлебом.
— Спасибо, — говорит Доррин Бриду. Глаза его слезятся от дыма и духоты. Кадара улыбается Бриду — с такой нежностью, что у целителя щемит сердце из-за того, что эта улыбка предназначена не ему.
— Не за что, Доррин, — говорит Брид, поднимая кружку. — Долго ты собираешься здесь пробыть?
— В Дью? Пока не уразумею, кто я таков.
— Как это жестоко! — с неожиданной яростью восклицает Кадара. — Лортрен... стерва она! Ей прекрасно известно, как честен Доррин! Могут пройти годы... — на глаза рыжеволосой воительницы наворачиваются слезы, но она даже не пытается их утереть.
