Не надо, папа! (СИ) - Тукана Эпсилон
Несколько мгновений — лишь вопрос удачи. Шисуи напрасно винил себя.
— Ты не виноват… — начал Итачи.
— Нет, — жестко перебил Шисуи. — Я завидовал ему. Он был более талантлив, чем я, всегда выбивался вперед, и… В тот раз я мог спасти его, если бы нормально протянул ему руку. Но я намеренно не стал. Я убил его.
Итачи вдруг понял, что никогда по-настоящему не знал этого человека с усталым лицом, который сидел сейчас рядом с ним, обхватив руками колени, и печально глядел на водопад. Он был ошарашен признанием Шисуи. Итачи даже не подозревал, что в сердце друга дремлет подобная тьма.
Но Шисуи заговорил снова:
— Несколько месяцев я не мог прийти в себя. Осознание того, что я убил своего друга, почти полностью уничтожило меня. А потом я встретил тебя. Я каждый день наблюдал, как ты тренируешься: такой маленький и целеустремленный. И однажды я заговорил с тобой, сам не знаю, кто потянул меня за язык. Ты вернул меня к жизни, Итачи. Проводя с тобой время, я собирал себя по кусочкам. И я правда тебе благодарен.
«Это я благодарен», — подумал Итачи.
— Эта сила… Она не стоит того, знаешь. Я вижу, как ты смотришь на меня с той миссии с Мукаем. Ты немного завидуешь, правда?
— Я… — Итачи растерялся.
Шисуи был прав. Он действительно мечтал о подобной силе.
— Я просто слаб. Я осознаю свою бесполезность…
— Она тебе не нужна, — перебил Шисуи. — Ты достигнешь вершины и без нее. Ты даже не представляешь, каково это. Поверь мне, Итачи, тебе не нужен Мангеке.
— Я понял, — глухо выдавил Итачи.
Шисуи слабо улыбнулся. В сумерках его лицо казалось еще более усталым.
— Не ходи завтра на собрание.
— Что? Но отец…
— Придумай что-то. Скажи, что ты на миссии. Тебе нельзя появляться завтра в храме. Когда твой отец объявит, что восстания не будет — начнется нечто страшное, и если ты будешь рядом — радикалы… Я боюсь, они нападут на тебя. Они наверняка посчитают, что ты в этом замешан.
— Если они нападут — я буду сражаться.
— Пойми меня правильно, Итачи. У них нет и шанса против тебя, но такая серьезная потасовка перечеркнет весь смысл собрания.
— Значит, ты подчинишь моего отца и задашь Учиха новое направление?
— Именно.
— Я могу чем-то помочь?
— Просто не приходи на собрание. Жди меня здесь.
Шисуи поднялся, крепко сжал его плечи и заглянул в глаза:
— Это обязательно сработает, слышишь? Мы дадим шанс тем, кто против восстания, сманим их на свою сторону, и у клана появится шанс.
— Прости меня. В такой ответственный момент я бесполезен.
Пальцы друга сжались сильнее.
— Не думай об этом. Наша настоящая битва завтра только начинается.
****
«Что?! Ты хоть представляешь, что значит завтрашний день?»
Сарада подскочила в постели. От яростного вопля дедушки чуть ли стены не гудели.
«Что еще за миссия?!»
В коридоре послышался тихий шорох. Это проснулся папа. Сарада чувствовала его присутствие: Саске тихонько прокрался к комнате отца, где совещались старшие. Дедушка перестал кричать, тихих голосов было уже не разобрать. Сарада накрылась одеялом под самую шею и смотрела в потолок. Из углов пустой комнаты на нее давило одиночество.
Она вздохнула.
Снова ругаются.
****
И вновь в который раз душный сумрачный зал и люди, которые обсуждают запретное. Сарада уже давно не радовалась присутствию на собраниях. Ее патологическая правильность зудела каждый раз, когда Учиха начинали обсуждать восстание. Она чувствовала себя преступницей. Ей каждый раз хотелось крикнуть: «Остановитесь!». Ведь так же нельзя… В пределах Конохи обсуждать грядущее убийство ключевых шиноби внутренней защиты Листа, похищение Хокаге, захваты складов…
Это предательство.
Она не может смотреть в глаза деревенским: Шинко, Наруто и даже торговкам на рынке. Потому что по ночам, когда мирные жители Скрытого Листа ложатся спать — она идет на собрание и слушает, как Учиха обсуждают бунт. Она знает, что готовится революция. Знает, смотрит в глаза Наруто и молчит. Это предательство деревни. Но если кому рассказать — это будет предательством клана. Безвыходная ситуация.
Почему нельзя жить в мире? Почему нельзя делать все правильно?!
Ей хотелось встать и отчитать весь клан, как она ругала Нанадайме и Саске, но все эти люди были не детьми, а взрослыми, и ее слово ничего не значило. Итачи и Шисуи пытаются остановить это безумие, но вот он тот день, когда наконец объявят окончательную дату восстания, и пути назад уже не будет.
Вошел дедушка, а с ним и бабушка. Она никогда раньше не ходила на собрания, а сегодня почему-то пришла. Только дяди все не было. Скорее всего, поэтому и без того мрачный дедушка был особенно хмур.
Миссия… Вот почему они кричали прошлой ночью. Дедушка настаивал, что дядя должен идти на собрание.
Свечи по углам зала уже горели. Дедушка прошел на свое привычное место и сел на колени. Собрание вот-вот должно было начаться. Дверь позади отворилась, и в храм вместе со свежим сквозняком тихонько проскользнул опоздавший Шисуи. Он не стал пропихиваться вперед на свое место, а опустился на татами рядом с Сарадой — на последний свободный клочок пола. Сегодня на собрании был просто аншлаг.
— Привет, — быстро шепнул Шисуи, слегка наклонившись к ней.
Сарада кивнула. Они сидели почти вплотную, касаясь локтями, настолько тесно было в зале для собраний. На душе вдруг стало спокойнее, как в те минуты, когда рядом был взрослый Нанадайме. Сарада смотрела на Шисуи и своего дядю и постепенно осознавала, что у каждого времени есть свои герои. Те, за кем в трудную минуту пойдут другие; те, на кого можно положиться и кому хочется доверять. В ее современности — это был Нанадайме. А здесь, в прошлом — Итачи и Шисуи. Но на Седьмого все-таки больше походил Шисуи — веселый и в то же время серьезный; в нем было много света, который он не пытался скрывать.
Мерный гомон понемногу стих под тяжелым взглядом главы. Дедушка откашлялся и поднялся.
Ну все. Началось.
— Приветствую вас, мои братья… и сестры.
В этот раз было непривычно много женщин, матерей, которые оставили службу и посвятили себя семье, но право допуска на собрания сохранили.
— Сегодня решающий день для клана Учиха.
Зал одобрительно загудел.
— У вас было время все обдумать, взвесить и принять решение, как нам действовать дальше.
Вновь одобрительные возгласы. Сарада невольно обратила внимание, как крепко стиснул Шисуи кулаки. Он был очень напряжен.
— И у меня оно тоже было, — продолжал дедушка. — Я — глава Военной Полиции и лидер Учиха, отвечаю за благополучие клана, за его славу и безопасность. Всех нас издавна тревожило отношение Листа. Нас отстранили от дел, отбросили на край деревни, мы живем в изоляции, и Коноха нам не доверяет. Вы справедливо возмущены, и я возмущен не менее. Именно поэтому мы собрались совершить государственный переворот — чтобы наконец положить конец притеснению Учиха и напомнить Листу о том, насколько велик наш клан!
Собрание неистово взревело.
— Однако… Поразмыслив как следует, я пришел к тому, что этот путь — ложный.
Учиха замолчали в недоумении. В храме воцарилась тишина. Стало слышно шумное дыхание ближайших людей, которые, как и сама Сарада, задыхались от жары.
— Что вы имеете в виду, тайчо? — настороженно уточнил Яширо.
— Сейчас объясню, Яширо.
В душном воздухе повисла тяжесть.
— Гражданская война может обернуться не в нашу пользу. Мы сильны, но если выступим против целой деревни, то можем потерять многих своих, и когда мы наконец получим контроль над Листом — деревня окажется неспособна противостоять внешним угрозам. Коноха падет. А с ней падут и Учиха.