Вспомни меня (ЛП) - Бобульски Челси

Я кладу кольцо — мою привязь, мои кандалы, мою клетку — на комод и выуживаю бумажное кольцо Алека из тайника моего саквояжа. Лёгкий вес этого кольца поёт как свобода. Свобода быть самой собой. Свобода любить того, кого я выберу. Свобода прокладывать свой собственный путь в этом мире.

Алек дал мне всё это и даже больше, но и я дала ему это тоже. Порознь мы были тёмными тучами, тяжелыми и угрюмыми, скользящими по прозаическому небу. Вместе мы — шторм, который может бросить вызов ветрам, приливам и отливам и ландшафтам нашей жизни.

Вместе мы можем создать нашу собственную судьбу.

Часы показывают одиннадцать пятьдесят. Машина Томми будет ждать нас у заднего входа в отель ровно в полночь. Он пробудет здесь всего пять минут; дальнейшее может привлечь ненужное внимание и, возможно, лишить нас шансов на ещё один побег, если на этот раз всё пойдёт наперекосяк. Я бросаю последний взгляд на свою комнату, на платья от Дома Уорт, висящие в моём шкафу, и на изысканную мебель, окружающую меня. Столько экстравагантности в одной комнате. Так много приятных вещей, которыми я была благословлена на протяжении всей своей жизни, и всё же, в конце концов, ни одна из них на самом деле ничего не значит. По сравнению с правами, столь основными и в то же время столь уклончивыми, как свобода жить так, как я захочу, и любить того, кого я выберу.

Со вздохом я беру свой саквояж и поворачиваюсь.

— Куда-то собралась, дорогая?

Лон стоит в дверях, его взгляд блуждает по моей дорожной одежде, по моему саквояжу, а затем падает на обручальное кольцо, лежащее на комоде.

— Что ты… — мой голос дрожит. Я делаю глубокий вдох и начинаю снова. — Что ты здесь делаешь, Лон?

Он изучает меня, на его лице появляется непроницаемое выражение.

— Когда ты ушла, — говорит он, делая шаг в комнату, — я подумал, что это прекрасная возможность для нас провести немного времени вместе. Наедине.

Он усмехается, проводя большим пальцем по нижней губе.

— Но, похоже, у тебя другие планы.

«Отрицай это», — кричит мой разум, защитный инстинкт. И, возможно, я бы смогла это сделать, если бы ещё не переоделась. Если бы мой гардероб не был в беспорядке из-за упаковки вещей. Если бы его кольцо всё ещё было у меня на пальце.

Но это невозможно отрицать.

— Куда, по-твоему, ты смогла бы пойти, — тихо спрашивает он, — чтобы я тебя не нашёл?

— Вайоминг, — вру я. — Там есть должность преподавателя в фермерской общине.

— Ты собиралась пересечь полстраны в одиночку?

— Да.

Его взгляд останавливается на бумажном кольце на моём обручальном пальце.

— Мне не нравится, когда мне лгут, Аурелия. Это посыльный, не так ли?

Мои глаза расширяются.

Он издаёт смешок.

— Да, я знаю о вас двоих. Эти сплетничающие приятельницы со второго этажа рассказали мне всё об этом. Ты и вполовину не так умна, как думаешь, дорогая.

— Но…

У меня кружится голова. Я не могу ясно мыслить.

— Но мы никогда…

Мы никогда не показывали свою привязанность друг к другу в общественных местах, кроме как на пляже и в ночном танцевальном зале Палаточного города, когда знали — или думали, что знаем, — что никто из отеля не сможет нас заметить. А это значит, что они не могли видеть ничего такого, чего я не могла бы объяснить.

— Мы друзья, Лон, — говорю я. — Вот и всё.

Он усмехается.

— Друзья. Да, я так и думал, что ты это скажешь. Но именно то, как вы двое смотрите друг на друга, выдало вас этим старым каргам, а потом вы всё это время проводили вместе. Рыбалка и пикники. На самом деле, я удивлён, что ты вообще нашла в себе силы проводить со мной хоть какое-то время.

Я делаю шаг назад к окну, в моей голове формируется план.

— Если ты действительно думал, что я встречаюсь с каким-то посыльным за твоей спиной, почему ты ничего с этим не сделал?

— Я предположил, что это было мимолётное увлечение, — говорит он. — Летний роман. Мне не стыдно признаться, что этим летом у меня побывала изрядная доля служанок, так что ожидать от тебя полного целомудрия означало бы быть худшим лицемером.

Он делает шаг вперёд, его мышцы напрягаются. Хищник, ожидающий удара.

— Но, похоже, он забил тебе голову мыслями о том, чтобы бросить меня, а я не могу этого допустить.

Стиснув зубы, Лон бросается вперёд. Я изо всех сил замахиваюсь своим саквояжем на окно и разбиваю его при ударе. Стекло звенит, как дождь, падая на пол. Лон колеблется, на его лице отражается шок.

Я беру зазубренный кусочек и выставляю его перед собой. Моя рука дрожит, стекло врезается в ладонь.

— Держись от меня подальше.

Его глаза опасно блестят в свете лампы.

— О, мне будет очень весело укрощать твои дикие замашки, моя дорогая.

— Лон…

Он делает выпад.

Моя рука взмахивает в воздухе, стекло оставляет красную, сердитую линию на его щеке. Он отворачивается от меня, хватаясь за рану. Его пальцы размазывают кровь, как краску.

Мгновение мы молча смотрим друг на друга, оба понимая, что переступили черту. Он не может оставить без внимания моё неподчинение.

Я бегу.

Он сжимает в кулаке прядь моих волос и дёргает меня назад. Я снова наношу удар, но на этот раз Лон уклоняется, обходя меня. Одной рукой он обхватывает мою шею. Другой сжимает моё запястье, выкручивая до тех пор, пока стекло не выпадает из моих пальцев, со звоном падая на пол. Затем Лон лапает меня, разрывает мой корсаж, его пропитанное алкоголем дыхание шепчет мне на ухо ужасные вещи.

Раздаются три быстрых стука в дверь снаружи номера, за которыми следуют два медленных.

Алек.

Лон толкает меня на кровать. Я переворачиваюсь на спину, царапая ногтями его глаза. Его дыхание шипит в горле, его пьяные движения на матрасе ватные. Я резко бью коленом между его ног.

Он кричит и падает на бок, обхватив себя руками. Я использую свой шанс, спрыгиваю с кровати и бросаюсь к двери, хотя и знаю, что теперь наш побег невозможен. Лон последует за нами. Мы, вероятно, даже не успеем покинуть отель, как нас задержат охранники и обеспокоенные граждане, внимательно изучающие моё разорванное платье и кровь на моей ладони.

Но я не могу здесь оставаться.

Я отпираю дверь — Лон, должно быть, щёлкнул замком, когда вошёл, — и поворачиваю ручку. Дверь приоткрывается всего на сантиметр, прежде чем Лон врезается в меня, сбивая с ног. Я головой ударяюсь об угловой столик. Звёзды взрываются перед моим взором, размывая мир вокруг меня. Алек врывается в комнату и наносит удар кулаком прямо в челюсть Лона. Лон отползает назад, но Алек не останавливается. Его кулаки, как молотки, превращают лицо Лона в месиво.

Ярость сделала его диким.

Я пытаюсь сесть, но у меня кружится голова, и темнота снова застилает мне зрение.

Всё исчезает.

Когда моё зрение возвращается, Лон уклоняется от ударов Алека, наносит ответный удар, восстанавливая равновесие. Алек рычит и врезается в грудь Лона, сбивая их обоих на пол. Я слышу, как они дерутся на полу — удары кулаков, рассекающих плоть, — но не вижу их за мебелью.

Бой внезапно прекращается, и раздаётся какой-то металлический щелчок. Это знакомый звук, который я слышала бесчисленное количество раз в детстве, когда отец стрелял по мишеням на заднем дворе нашего загородного дома, готовясь к охоте, но здесь, в этом маленьком, переполненном пространстве, где нет животных, которых можно убить, он звучит неправильно.

Алек отталкивается от пола, выставляя руки перед собой. Следующим появляется Лон, держа в руках охотничье ружьё отца и наводя прицел.

— Я не позволю тебе забрать её, — рычит Лон.

Голос Алека мягкий. Успокаивающий.

— Ты не хочешь этого делать.

— Если ты сейчас уйдёшь, — говорит Лон, — я оставлю тебя в живых. Если ты этого не сделаешь, я всажу тебе пулю в сердце и скажу полиции, что застал тебя в комнате моей невесты, когда ты насиловал её.

Мускул на челюсти Алека дёргается.

— Я не уйду без Лии.