Валерий Капранов - Глупец
Но трубка, всё же его успокоила. Мысли перестали хаотично носиться в голове, дергая струны в самых уязвимых и болезненных закоулках. Стройным рядом, подобно вылетающим порциям дыма из трубки, они находили свои места.
— Пойдёшь дальше. Назад тебе дороги нет. Да и незачем лишний раз ранить душу. Линка проведёт тебя до равнины. Дальше сам. Там разберёшься. Если заблудишься, кличь. Помогу.
Фридрих ничего не сказал. Потупив взгляд, он сидел опустошённый. Ему уже было всё равно. В путь, значит в путь. Поскорее бы только. Дорога она, как и время, помогает залечивать раны на сердце.
— Вот, возьмёшь с собой. — Берендей протянул ему котомку. — Там припасы. Собрал тебе на дорогу. Выходи завтра утром. Сегодня уже вечереет. Отдохнёшь. Тут никто тебя не увидит. Деревенские, это место обходят.
— Спасибо дед, — выдавил из себя Фридрих. — И прости меня. Что из-за меня это всё.
Он так и продолжал сидеть на крыльце, не поднимая головы, с зажатой, мёртвой хваткой в руке трубкой.
— Не казнись. Видно так суждено было вам. — Берендей похлопал его по плечу и поднялся.
Он поднял с земли, резной деревянный посох и сказал:
— Прощай немец. Так мы с тобой и не поговорили. Но, кто знает… авось, когда и свидимся… Пусть удача помогает тебе. А она у тебя есть, не упусти только.
Берендей повернулся к лесу. Расправил широкие плечи. И пошёл размеренным и твёрдым, совсем не свойственным, для его лет, шагом. Как только он скрылся в лесной чаще, Фридрих услышал треск ломаных веток и удаляющийся медвежий рёв.
Барон посмотрел на свои руки, и словно проснувшись, увидел в зажатую в них трубку Берендея. Фридрих вскочил и крикнул тому вслед. Но в ответ донеслось только эхо его же собственного голоса. Он снова опустился на крыльцо и заметил, лежащий на переданной ему Берендеем котомке кисет.
Спаситель
Приходя в сознание, мальчик начинал стонать от просыпающейся во всём теле боли. Он ещё не осознавал, какие испытания его ждут впереди, но догадывался — Ад, ещё только начинается.
— Ну, что очухался, сучёнок? — склонившись над ним, спросила Селёдка.
— Ничего, шустряк… Побегать он захотел… Отрыгнуться ещё мышке, кошкины сопли, — решил съязвить Шрам. — Ты у меня ещё надолго запомнишь эту ночку. Халява закончилась. Теперь ты дома. Ха-ха-ха….
Смех у Шрама получился очень зловещим. Оставалось только догадываться, какой извращённый смысл, он пытался вложить в этот не присущий нормальному человеку садистский хохот.
Они свернули в неосвещённый переулок. Илья понимал, что если он сейчас ничего не предпримет, то это будет конец. Быть униженным рабом, у этого сборища негодяев будет хуже, чем смерть. Он предпринял попытку взбрыкнуться, но тут же получил удар ногой по почкам, и с тяжёлым выдохом сполз обратно на землю и скорчился от боли.
— Оставьте мальчика, твари, — раздался зычный бас, непонятно откуда.
Бомжи завертели головами в поисках источника обратившегося к ним голоса. Эта шайка подонков могла геройствовать безнаказанно, только по отношению к таким же отбросам, какими являлись сами и то, к более слабым. С теми же, кто их не боялся, и знал цену их «героизма», они вели себя сдержанно и осторожно, подобно злобной, но трусливой собаке, в присутствии рассерженного на неё хозяина.
— Кто это там такой грозный? А ну-ка, покажись… — произнёс в темноту Шрам, доставая из-за пояса свой ржавый нож.
Из сводов арки, кирпичного старого дома, под лунный свет вышел человек лет пятидесяти. Он был высокого, почти исполинского роста, и наголо выбрит. Отражающую лунный свет лысину, украшали замысловатые татуировки. Гладко выбритые щёки, контрастировали с аккуратными седыми усиками, перетекающими в испанскую бородку клинышком. Его лицо выражало прямолинейность и благородство характера. Не смотря на июльскую жару, на нём была потёртая кожаная куртка. Парусиновые брюки, со множественными накладными карманами, которые были тщательно заправлены в высокие армейские ботинки на толстой, рифлёной подошве.
— Тебе чего дядя? Шёл бы ты своей дорогой… — увещевающим голосом просипел Вонючка.
— Отпустите мальчика. И мы с ним уйдём. Да и вам спокойней будет, пробасил великан.
— Мальчик это наш. И никто тебе ничего отдавать не собирается. Где это видано, чтобы родную кровиночку от сердца отрывали, да в чужие руки, выступил Шрам, заслоняя собой мальчика и делая знаки Бороде и Вонючке, чтобы те заходили сзади и сбоку мужчины, для неожиданного нападения.
Селёдка, во избежание неприятностей, зажала Илье рот рукой, и приставила к его горлу, не весть, откуда, взявшуюся бритву.
— Значит, не хотите по добру, окаянные? В последний раз спрашиваю, нахмурил брови великан.
— А ты чё… отец? Угрожать нам вздумал?… — пытался потянуть время Шрам, поигрывая ножом.
За спиной у встретившегося им незнакомца раздался звон битого стекла. Это, подкравшийся сзади бородач разбил об угол арки, найденную им там бутылку. В его руке, играя бликами света, ощерила свои острые лепестки бутылочная розочка. Справа, стоял наизготовку, с кусками кирпича в руке, Вонючка.
— Ну что дядя… Только не говори, что мы тебя не предупреждали, ощерился Шрам, и жестом дал команду к наступлению.
Троица отморозков, подобно стае, выходящих на ночную охоту шакалов, медленно и осторожно, стала надвигаться на великана. Тот с осуждением покачал головой. Приподняв одну бровь, он ухмыльнулся. В его глазах читался боевой азарт и сочувствие к наступавшим злодеям. Он тихонько присвистнул. И из кустов к его ногам выпрыгнул здоровенный пёс.
Это был огромный кобель, породы среднеазиатской овчарки, серебристо стального окраса. Он без лая, ощерил свои внушительные клыки и широким гребнем, вздыбил шерсть, от хвоста до загривка. Его гулкое утробное рычание, произвело на подонков, серьезное впечатление. Но отступать было уже поздно.
Чтобы в конец не утратить боевой дух и не дать подельникам испугаться и дать дёру, Шрам с истошным воплем бросился на незнакомца. На бегу, он делал обманчивые движения левой рукой, чтобы зажатым в правой руке ножом, нанести расчётливый удар в горло.
Дальше всё происходило стремительно и быстро. Старик бросил собаке отрывистую команду, на непонятном им языке. И та в миг испарилась, словно её тут и не было.
Угадав манёвр противника, незнакомец, быстро выхватил из-под полы куртки, внушительных размеров боевой тесак.
Это был нож, размерам и заточке которого, мог бы позавидовать, даже самый опытный мясник.
Старик увернулся от коварного выпада Шрама, и совершая новое круговое движение, словно исполняя обрядовый танец, с рассекающим воздух свистом, рубящим движением, опустил тесак, на кисть негодяя, сжимавшую нож.
