Джоэл Розенберг - Достойный наследник
Лошадям было легче. Им перерабатывать было нельзя – не то они просто падали и подыхали. Как все остальные гуртовщики, Джейсон за день пять-шесть раз менял лошадей, давая другим отдохнуть. Либертарианка, хоть и была прекрасной боевой лошадью, к работе со скотом не годилась совершенно, так что шла в Пандатавэй налегке.
Джейсон резко дернул повод. Упрямый мерин неохотно повернул вправо, отказываясь идти рысью даже тогда, когда юноша направил его назад, к спутанным на ночь другим коням.
Почему с погонщиками нельзя обращаться, как с лошадьми, думал Джейсон, спешиваясь и перекладывая седло с усталого мерина на свежую гнедую кобылу.
Ему опять вспомнился отец. Карл Куллинан рассказывал Джейсону, что, когда сам был мальчишкой, мечтал стать ковбоем. Такая жизнь казалась ему страшно романтичной.
Когда Джейсон надевал на кобылу недоуздок, та наступила ему на ногу – да так, что он скрючился на земле, чуть не до крови закусив губу.
Кричать – даже от боли – было нельзя: вспугнутые криком, коровы могли помчаться куда угодно.
Когда – медленно, с трудом – Джейсон поднялся на ноги, он в стотысячный раз подивился, каким болваном надо быть, чтобы считать это романтикой.
Глава 18: ПОСЛЕ СОВЕТА
Политическое могущество вырастает из орудийных стволов.
Мао ЦзэдунКогда остальные вышли, Карл провел Тирнаэля и Томена вверх по задней лестнице – в свой кабинет рядом с их с Андреа спальней. Там он взял с поставца пыльную бутыль «Отменного Рикетти», откупорил ее и наполнил примерно до половины три зеленых полупрозрачных стакана.
– Что будем делать? – спросил Тирнаэль.
– Это-то ясно. – Карл кивнул обоим на табуреты, а сам прислонился к стене. – Расскажи ему, Томен. Это твоя идея.
Мальчик – нет, называть его мальчиком несправедливо – Томен Фурнаэль глотнул виски и улыбнулся из-за края стакана.
– Мы начинаем думать почти одинаково, правда?
– Я думаю совсем не так. – Тирнаэль залпом выпил виски и раздраженно тряхнул головой. – Я не понимаю, что происходит.
Пока Карл наливал Тирнаэлю второй стакан, Томен неспешно цедил из своего.
– Разумеется. Происходят две вещи. Во-первых: помнишь того браконьера, что ты повесил?
– Конечно.
– Ну, так я пытался его освободить – но Карл догадался об этом и остановил меня.
Карл не мог не восхититься Тирнаэлем – тот только и сказал:
– О?
– Ему это удалось потому, что он понял, что я задумал, и сумел сделать следующий шаг. Сейчас – в отместку – я намерен поступить так же: Карл решил встретиться с Пуджером один на один, дать возможность Эллегону заглянуть в его разум и выяснить, не стоит ли он за набегом на Кернат – и, если стоит, убить его. Так?
– Так. – Карл кивнул. – Я же говорю, мы думаем слишком…
– Ну, так ты полный болван. – Томен Фурнаэль швырнул стакан в стену. Он разбился, забрызгав комнату осколками и виски.
Снаружи загремели шаги. Три стража с взведенными пистолетами ворвались в кабинет.
– Государь…
Томен не шевельнулся.
– Все в порядке. – Он сидел, не шевелясь, скрестив на груди руки.
Солдаты не реагировали.
– Свободны, – холодно произнес Карл. – Выйдите отсюда.
Когда дверь за ними закрылась, Карл повернулся к юноше.
– В чем дело?
– Это чтобы привлечь твое внимание. Если б мог – я врезал бы тебе по яйцам, но вряд ли мне это удастся.
– Ладно, ты его привлек. Что дальше?
– Ты не сделаешь этого. – Юноша поднялся, подошел к окну и принялся постукивать по стеклу своим перстнем-печаткой. – Только подумай об этом – и я разобью это окно, подниму тревогу и стану вопить на весь свет о том, что ты задумал – ты не представляешь, Карл, как громко я могу вопить.
Он повернулся к Карлу:
– Тебе пришлось останавливать меня тихо. Мне придется останавливать тебя с шумом.
– Ты…
– Я не люблю ссор, но не собираюсь позволять тебе сыграть в эту игру. Дай себе труд подумать, Карл. – Томен неспешно направился к поставцу за другим стаканом. – Можно? – Он щелкнул по бутылке.
__Только если собрался пить.
__ Отлично… Что, если за этим – Армин, Карл? Думаешь, он не заметил, что ты всем занимаешься сам? Сколько уж лет прошло – а ты по-прежнему любишь перехватывать летящий нож, думая, видно, удивить нас, но он-то все эти годы изучает тебя. Он пытается подловить тебя с самых времен осады Фурнаэльского замка, с самой войны. Та ловушка была поставлена на тебя. Ты любишь вылезать вперед. Всегда любил.
А чтобы никто – вдруг – не подумал, что ты все-таки вырос, ты устраиваешь налет на замок Арондэля. Если за всем этим стоит Армин – ты ворвешься в замок, и…
– И ловушка захлопнется. Если это ловушка.
– Верно.
– И что ты предлагаешь?
Томен осушил стакан и, прихватив бутылку, вернулся к стулу.
– Терпеть не могу догадок. Нам нужно знать. – Он налил себе еще.
Тирнаэль переводил взгляд с одного на другого.
– Так что? Оставим все, как есть?
– Нет. Мы работаем: посылаем шпионов, выводим войска на позиции…
– Не развяжет ли это войны между нами и Нифиэном? – Тирнаэль склонил голову набок. – Не лучше ли нам ударить первыми?
– Нам лучше вообще не бить, если нифхи ни при чем. – Томен, барон Фурнаэль, качнул головой. – Тебе придется рискнуть, как и нам всем. Его величество вызовет Пуджерова посла и даст ему понять, что возмездие последует лишь в том случае, если за набегом стоит Нифиэн.
– Если? – словно вдруг отупев, переспросил Тирнаэль.
– Барон, когда я был ребенком, отец отослал меня и мать подальше от войны. В безопасное место, как он считал. Работорговцы захватили нас – и продали.
Томен сжал стакан побелевшими пальцами – и Карлу на миг привиделся его отец.
– Я не собираюсь рассказывать об этом, барон, – ровно проговорил Томен; слова падали, как щелчки метронома. – То было неприятное время. И для матери, и для меня.
Поставив стакан и бутылку на пол, Томен Фурнаэль вытащил кинжал и уравновесил его на ладони.
– Клянусь, барон, мы сделаем все возможное, чтобы отыскать тех, кто сотворил с твоими людьми то же, что и со мной – и когда мы найдем их, они умрут.
Юный барон вернул клинок в ножны.
– Если кто-то будет захвачен в плен – мы вместе затянем петли на их шеях и полюбуемся, как они спляшут танец смерти. Если только ты не пожелаешь повесить их сам, государь.
Карл Куллинан улыбнулся.
– Вот станешь старше, Томен, так поймешь, что совершенно не важно, кто затягивает петлю.
Томен все еще злился на него – но сумел загасить гнев как нечто неуместное. Карл мог только поблагодарить его: хоть он и не простил Карла, но это было дело государственное, и привносить в него личные чувства было негоже.
