Аманда Хемингуэй - Нефритовый Грааль
— Да, теперь я припоминаю. Запах определенного растения, конкретный уровень шума…
Опустившись на четвереньки, Натан подполз как можно ближе к клетке и заглянул внутрь. Он уже понял, кто ее обитатели; однако в этом мире они выглядели иначе: почти облаченные в плоть, они как бы размывались в очертаниях, временно становясь текучими, когда двигались. Существа походили на бесшерстых обезьян — во всяком случае, с первого взгляда; а еще с рук у них свисало некое подобие перепончатой ткани, образующей крылья — возможно, не вполне пригодные для полетов, но позволяющие перепархивать над поверхностью на небольшие расстояния. Глаза их были огромны, слишком велики даже для ночных приматов, — молочно-белые сферы с узкими зрачками, сужающимися или расширяющимися при малейшей перемене освещения. Мордочки напоминали маленькие сжатые треугольнички — совсем безлобые, с крошечными ртами, зато с раздутыми ноздрями приплюснутых носов и торчащими ушами, находящимися в непрерывном движении. Кожа у них была темная, неопределенного, почти черного цвета, без блеска и какой-либо видимой текстуры: матовая, как тень. В клетке находилось три-четыре десятка существ. Одни, не шевелясь, громоздились на напоминающих ветки насестах, другие карабкались на своих сородичей, раскачиваясь, как цикады, — и казалось, что тела их растворяются и смешиваются в едином порыве движения. Натан почувствовал, что, чем дольше смотрит на них, тем больше они завораживают и одновременно пугают его.
— Клетка звуконепроницаема, — объяснил Грандир, — для их же блага; как видите, яркого света здесь тоже нет. Им не нравится даже обычный дневной свет, хотя солнечная смерть как таковая им не страшна.
— Их объявили вне закона, — заметил Лиловая Сутана. — Ты сам издал закон.
— Естественно. Они очень опасны. Окажись они не в тех руках, могут причинить огромный вред. Вообще-то я не применяю их… здесь.
— Значит, слухи правдивы? Они способны перемещаться между измерениями?
— Они способны перемещаться не только между измерениями — это проще простого, — но и между вселенными. Все, что им нужно, — отверстие, просвет в барьере и базисная точка. Эти данные можно рассчитать. Конечно, не все обладают одинаковыми способностями, их генотипы непредсказуемы. Тех, что для меня бесполезны, я уничтожил.
Лиловая Сутана с минуту молчал, явно обдумывая возможное применение существ.
— А как ты ими управляешь? — наконец спросил он. — Они поддаются дрессировке?
— Они восприимчивы к сильным мозговым импульсам, — объяснил Грандир. — Существуют определенные заклинания и ритуалы, часто запрещенные, которые усиливают телепатические возможности мозга и позволяют практору установить контроль над более слабым разумом. У этих созданий едва ли вообще есть мозги — ровно столько, сколько необходимо для моих целей. Однажды покорившись, они станут повиноваться каждой моей мысли, независимо от расстояния и местоположения. Я даже могу погрузиться в транс и видеть — или чувствовать — с помощью их ощущений. Они мои глаза и уши в другом мире.
Тут Халме впервые нарушила молчание. Она долго стояла, глядя на обитателей клетки, по-видимому, почти не прислушиваясь к разговору.
— Они отвратительны, — произнесла она.
— Они полезны, — возразил Грандир, как бы поправляя Халме. — Я нахожу даже, что испытываю к ним некую приязнь, подобную той, что в давние времена питали люди к своим домашним питомцам. Они таковы, какими сотворила их природа потустороннего. И если нам удастся избегнуть уготованной нашему миру участи, то, поверь мне, отчасти — впрочем, лишь отчасти, — благодаря им. Не стоит ненавидеть их лишь за то, что они не прекрасны внешне.
Халме ничего не сказала; сняла маску и нагнулась перед клеткой, прижав к стеклу открытое лицо. И смотрела долго, не отрываясь.
— Не смей! — резко одернул женщину Грандир; но, потянувшись к ней, он не посмел отстранить ее от клетки. — Эти еще полудикие. Твое лицо может произвести на них слишком сильное впечатление. Они привяжутся к тебе — навсегда будут носить в себе отпечаток твоего образа. Это может быть очень опасно. Я всегда чрезвычайно осторожен и приучаю их либо к неодушевленному предмету, либо к определенному месту.
«Чаша, — подумал Натан. — Грааль Лютого Торна». Сам не зная почему, Натан сразу почувствовал, что его догадка верна.
Медленно, почти неохотно Халме отошла от клетки и снова надела маску. Лиловая Сутана дернулся; по-видимому, все это время он смотрел на ее открытое лицо — настолько пристально и потрясенно, что даже Натан почувствовал его взгляд. Лицо без маски, думал мальчик, и впрямь должно шокировать в этом мире масок и плащей. И, наверное, даже здесь Халме отличалась редкостной красотой, о которой все говорили и никто не видел, словно о сокровище, спрятанном в надежном тайнике. В памяти Натана всплывали лица красавиц его мира — вечно мелькающие по телевизору, в газетах, журналах; они казались ему неестественными — продуктом пластической хирургии, киноиндустрии, косметики и кропотливой работы стилистов. Вот истинная загадка, мифическая, сказочная красота, лик Елены Прекрасной. Натану вспомнились строки: То лик, что в путь отправил корабли / И башни сжег безверхие Эллады?[2] Он никогда не мог понять, как башни могут быть безверхими, но в этих словах жила магия, и он с легкостью отнес их на счет Халме. Ради нее Грандир впрямь был способен найти путь, чтобы разрушить барьеры между мирами и создать другой Эдем — рай, недосягаемый для заражения.
Пока Натан любовался Халме, свет в лаборатории померк, и мальчик почувствовал, как исчезает, истончается, растворяясь во сне. Все это происходило удивительно медленно, как будто он не желал покидать тот мир. Проснувшись в своей комнате, Натан не на шутку обеспокоился: он понимал, что, подобно гномонам, начинает ощущать привязанность — не к отдельному месту или предмету, но к миру и состоянию бытия, которые никогда не были для него родными. Вопреки всем проблемам эта иная вселенная взволновала и захватила его, и с каждым сном, каждой материализацией мальчику становилось все труднее и труднее отрекаться от нее.
* * *— Нам нужно железо, — заявил Натан, когда они встретились на следующий день с Хейзл. Никто им не мешал: Джордж уехал куда-то с родителями. — Я подумывал о кочерге у камина, но, по-моему, она бронзовая, а столовые приборы у нас дома сплошь из нержавеющей стали: не знаю, много ли в ней железа.
— А зачем нам именно железо? — удивилась Хейзл.
Натан пересказал ей то, что узнал во сне о гномонах.
— Как в стародавние времена, — неожиданно произнесла Хейзл. — Прабабушка рассказывала мне, что люди носили при себе железные предметы, чтобы отпугивать недобрых духов — злых фейри и прочих им подобных. Дядя Дики — он строитель — рассказывал, как однажды, перестраивая старое здание, он нашел под дверью целый склад всяких железяк.
