Алексей Игнатушин - Железная скорлупа
— Какой гадкий гном, — всхлипнула она. — Как можно так поступать, после посещения свадьбы, совместных возлияний?
Рыцарь пожал плечами:
— У волшебного народа понятие о чести и благодарности отличается от нашего. Может, сделали в шутку, не понимая ее жестокости. Бессмысленно их укорять за то, что поступили не по-людски.
— Сэр Инконню, какой вы дурак! — сказала фрейлина гневно. — Волшебное происхождение не может служить оправданием бесчестью. Господь наделил человека способностью различать добро и зло не для того, чтобы он взирал равнодушно на подлость.
«Интересно, кого Хелия понимает под Господом? — подумал Инконню. — Насколько я помню Библию, там дьявол ввел женщину в искус, она — мужчину, оба отведали незрелых плодов Запретного древа. Значит, и представления о добре и зле у человека сложились незрелые. Возможно из-за незрелости ей кажется, что король гномов обошелся с Герла жестоко».
Рыцарь представил, каково вечно оставаться в седле, зная, что не сойти на землю, пока собачка не спрыгнет, — и содрогнулся.
«А ведь она никогда не спрыгнет, — пронеслась четкая мысль. — И это самое гадкое — бесплодная надежда, отравляющая и без того постылое существование. Нет, это у волшебных народов незрелое представление о добре и зле. Они способны и на хорошие поступки, и на ужасные, но где что не различают. А люди сумели улучшить представления о добре и зле. Да, конечно, сумели. Рыцарство — тому пример. Эти спесивые волшебники не способны жертвовать ради других. А следовательно, я… несомненно… больше человек, несмотря на примесь колдовской крови. Больше человек? Хм, просто человек. Человек. Я благодарен неведомым родителям за возможность жить, но если их путь темен, как у сайдов, все равно я останусь рыцарем».
Нелегкое бремя раздумий свалилось, рыцарь облегченно повел плечами.
— Чему вы радуетесь? — спросила фрейлина. — Что вас не коснулась жестокость Дивного народа? Быть может, еще коснется.
Пришпорив лошадку, она проехала мимо. Инконню посмотрел вслед Герле, в сердце кольнуло. Белый жеребец послушно развернулся, жухлая трава смягчила дробь копыт.
— Сэр Инконню, вы куда? — долетел рассерженный вопль.
— Я знаю, что делать, — ответил он, не оборачиваясь.
— Сэр Инконню!
Спутники короля безучастно взглянули на рыцаря. Белый конь преградил путь Герле. Король поднял голову, в глазах мелькнул слабый огонек.
Инконню взглянул на собачку, та злобно зарычала. Острые зубки щелкнули рядом с пальцами, рыцарь крепко схватил ее за шкирку — и тварь полетела в траву. Отряд короля ошарашенно замер, их лица медленно, как зимний рассвет, наливались краской.
— Вы свободны, — сказал рыцарь. — Проклятья больше нет.
Бритты радостно загомонили, жадно смотрели на землю, но спрыгнуть опасались, за века странствований в сердцах угнездился страх. Герла с благодарностью посмотрел на рыцаря, высвободив ноги из стремян, спрыгнул. Свита радостно выдохнула: король, сделав пару шагов, грудью приник к земле.
Смеясь, король поднялся, его спутники стали слезать с седел. Инконню с щемящим чувством наблюдал, как они кинулись друг другу в объятия.
Раздался громкий хлопок, король и спутники исчезли в вихре пепла, серая горка примяла влажную траву. Остолбеневшему рыцарю почудились раскаты злобного смеха.
— Сэр Инконню, перестаньте казниться. Вы избавили их от гадкого существования, совершили богоугодное дело.
Рыцарь с трудом разлепил губы:
— С каких пор убийство — богоугодное дело?
Хелия смутилась, проронила тихо:
— В некоторых случаях смерть — избавление.
— Отчего я их избавил? От возможности жить в ожидании чуда? Перебирать воспоминания, находить в памяти утешение?
Фрейлина сердито фыркнула:
— Хотите поплакать, как маленькая девочка, — извольте. А если поразмыслить: что дала бы им жизнь без друзей, близких, умерших много веков назад, как бы они жили в чужой стране?..
— И что? — спросил рыцарь.
Изломив золотистую бровь, леди смерила юношу презрительным взглядом:
— Вы прервали жестокую пытку. Как милосердно добивают искалеченного телом, так и искалеченный духом принимает смерть с благодарностью.
Инконню, хмыкнув, замолчал.
Кони трусили по утоптанной тропке, по бокам мелькали стройные деревья, одинаковые, как доски в заборе. На склоне небес просвечивало желто-красное пятно заходящего солнца. Подступающий холод облекал дыхание призрачной плотью.
Воздух пресытился влагой. Деревья расступились, и рыцарь с удивлением увидел на земле обломок неба. Ветерок вздыбил мелкую рябь, затем водное зеркало успокоилось. Гулко плеснула рыба.
За озером рос густой лес: деревья сохранили остатки лиственного пожара, но выглядели плохо обглоданными костями. Пусто. Окрест высились пожелтевшие холмы, жесткие пучки кустов.
Рыцарь приметил удобный пятачок возле подножия двух деревьев близко от озера.
— Леди Хелия, здесь сделаем привал, — сказал он.
Девушка сверкнула глазами:
— У вас дар говорить очевидные вещи, сэр Инконню.
— Хочешь слыть мудрецом — говори очевидное.
— Сэр Инконню, не пугайте, не то я подумаю, что вы обзавелись чувством юмора.
— Я не буду, — сказал рыцарь смиренно. Хелии почудилась насмешка, она вспыхнула, крылья носа затрепетали.
Инконню расседлал и обиходил лошадей. Костер с хрустом сжирал ветки, сочно дымил, стреляя ворохами искр, похожими на рубиновую крошку.
Хелия присела у костра, любуясь танцем пламени, взгляд ее затуманился. Рыцарь свалил подле огня кучу хвороста. Фрейлина благосклонно подкармливала огненных танцоров, загадочно улыбаясь.
Инконню, захватив бурдюки и котелок, отправился к озеру. Принеся воду, ножом постругал толстую ветку, изготовил рогульку.
Последние лучи солнца, запертые серыми облаками, истлели, — мир почернел. В небе остался небольшой пятачок, залитый рваным желтым светом. Хелия с дрожью посмотрела на чудовищ, какими тьма сделала деревья. В озере гулко плеснуло, и она передернула хрупкими плечиками. В костер посыпались ветки. Фрейлина, обломив длинные пруты, аккуратно скармливала огню кусочки.
Вторая рогулька почти закончена: рыцарь, поскоблив деревяшку ножом, кивнул удовлетворенно.
— Сэр Инконню, помогите.
Рыцарь поднял голову, подозрительно осмотрел окрестности.
— Леди?
Ее лицо покраснело, а может, виной тому был отсвет огня. В руках — толстая облезлая ветка. Фрейлина кивнула на нее, как на виновницу жизненных неурядиц.
— Не могу сломать.
