Андрей Дашков - Глаз урагана
Раздавшийся потом пронзительный гудок окончательно вычистил его мозги, вяло сопротивлявшиеся наступлению абсурда. С этого момента он даже не пытался ничего анализировать. У него осталась единственная цель – найти Яна и убраться подальше.
Что-то мохнатое и одновременно склизкое упало на лицо. Он схватил ЭТО ладонью. На ощупь – вуаль из паутины, которая пропитана чем-то, напоминающим блевотину с желчью. От омерзения он и сам едва не выблевал недавно выпитое пиво. Недавно? Ему казалось, что с тех пор прошли годы…
Нечего и думать о том, чтобы очистить лицо и руки. Он отодрал «паутину» от век, хотя смотреть все равно было не на что. Но так по крайней мере он избавился от ощущения, что веки склеены.
Между тем его пальцы одеревенели от холода. Куртка похрустывала, будто была сделана из толстой бумаги. Еще через несколько шагов он проломил подошвой корку льда, которой подернулась вода. И щекой ощутил чье-то зловонное дыхание. Во всяком случае, прерывистые потоки тепла, сопровождаемые смрадом…
Возможно, зверь притаился в темноте. Марку хотелось так думать. Ему было удобно так думать, дабы свести то, о чем нельзя и помыслить, к понятному и вообразимому. К счастью, новая пытка длилась не очень долго. Или же он сам двигался быстрее, чем ему казалось. Он будто полз вдоль съемочных павильонов студии, специализировавшейся на реализации кошмаров, и подслушивал то, что происходило в иной реальности. Случайный свидетель? Может быть. А иная реальность, конечно, иллюзия. Но не для его сына.
И он «подслушал» следующее: рев урагана, колокольный звон, яростный шепот на незнакомом языке, молитву, которую гнусаво тянул священник… У Марка появилась слабенькая надежда, что это и в самом деле какая-то странная игра – пугающая до чертиков, но не угрожающая жизни. И где-нибудь на выходе он получит свой приз – например, Яна. Довольного, целого и невредимого…
Однако нелепая надежда очень скоро угасла. Что-то ткнулось ему в грудь. Он пошарил перед собой руками, пытаясь определить, с какой стороны можно обогнуть препятствие. Его руки двигались в пустоте, пока не встретили… чужую руку, и пальцы невольно сомкнулись на запястье.
Он вздрогнул, и эта дрожь передалась руке, которая покачивалась, как антенна на пружине. Его пальцы начали ощупывать конечность, продвигаясь от запястья к локтевому сгибу. Сам он не мог выдавить из себя ни звука. И тот, другой, которому принадлежала рука, тоже молчал. На этот раз не ощущалось дыхания, и не было даже тепла, исходящего от человеческого тела…
Протез. Он держался за бесчувственный, черный, сделанный из упругого материала протез. Догадавшись, Марк едва не пустил в джинсы теплую струйку. Но в конце концов, протез – это не так уж страшно, правда? А откуда пот? И как отличить свой собственный холодый пот от выделений, покрывающих чужую руку?..
Локтевого сустава не было. То есть его не было в пределах досягаемости. Длина предплечья, которое он ощупал, составляла около метра. Минимум. Хотя оно и оканчивалось кистью нормальных размеров. Сталь, обтянутая резиной? Но разве он не ощутил едва заметной дрожи, когда впервые прикоснулся к «руке»? И как быть с живой на ощупь плотью, с мышцами, шевелившимися под кожей, длинными жесткими волосками, рельефными венами, бьющимся в них пульсом и всем прочим?!
Нет, это был не манипулятор и не муляж. Во всяком случае, не часть аттракциона. Впрочем, через несколько секунд и это уже не имело значения. Марк хотел двинуться дальше, но его пальцы наткнулись на то, что ДЕРЖАЛА «рука». Все намерения были смыты очередной, гораздо более мощной волной ужаса.
Он прикоснулся к какому-то круглому предмету: мячу или, скорее, камню. Как только он дотронулся до него, «рука» стремительно убралась, втянулась в невидимую нору, и загадочный предмет оказался у Марка в ладонях.
Те потеряли чувствительность от холода, и он не сразу определил, что поверхность «камня» влажная и неровная. Догадка едва не лишила его остатков рассудка и мужества.
Ему вручили голову. Судя по размерам, это была голова ребенка.
Возможно, голова его сына. У кого на месте Марка нашлось бы достаточно силы воли, чтобы установить это на ощупь?
Он скорчился и захрипел. В легких не осталось воздуха. Судороги сотрясали тело. Он достиг предела, за которым его поведение стало непредсказуемым… Вскоре он сумел сделать вдох и разразился неудержимым хохотом.
Шок был настолько сильным, что в течение нескольких секунд Марк не выпускал голову из рук. Пальцы вцепились в нее намертво. По ним медленно стекало что-то густое и обладавшее гнусным запахом. Впрочем, в ледяном туннеле все запахи будто превращались в стеклянное крошево. Бросить голову казалось столь же немыслимым, как унести с собой чудовищный сувенир…
Его безумный смех перешел в хриплый стон, и Марк упал на колени.
У него не было слез.
Все решилось само собой, когда теплая вязкая жидкость слегка отогрела руки: он стал осязать ее и окончательно убедился в том, что это кровь. Тогда он снова взвыл, выронил голову, вскочил на ноги и побежал, рискуя разбиться, попасть в одну из ловушек, потерять сознание, сломать ноги, замерзнуть и подохнуть в этой мрачнейшей из искусственных пещер. Больше всего ему хотелось исчезнуть, раствориться, утратив память и не испытывая боли, погрузиться во что-то более глубокое, чем сон без сновидений…
23. ДИНА
Она не могла понять, что разбудило ее, если это вообще было настоящим пробуждением, – но точно не ровный лиловый свет, который заливал гостиную, потому что свет не имел источника. Он был изнанкой темноты. Дина «видела» его, даже если бы опустила веки. Но ее глаза были широко открыты.
За минуту до того, как появился лиловый свет, она почувствовала кожей лица чье-то дыхание. Потом ноздри уловили неприятный запах. А уже затем она рассмотрела старуху со сморщенным желтым лицом, которая склонялась над ней и протягивала костлявую руку. Рука тоже была желтой, а из ладони росли длинные черные волоски, которые шевелились, как черви.
Белки старушечьих глаз напоминали по цвету шляпки бледных поганок.
Дину передернуло. Волна омерзения прокатилась по телу. В голове промелькнула столь же мерзкая мысль: «И ты когда-нибудь станешь такой! Если доживешь…» Она не смогла закричать – в этом странном полусне у нее был зашит рот. Она промычала что-то невнятное и в ужасе нащупала пальцами стежки, сделанные грубой ниткой.
Старуха прикоснулась к камню, и кожаный шнурок натянулся. В желтой маске образовалась черная трещина, через которую старуха вдыхала и выдыхала маленьких белесых мух. И все же жуткая гримаса означала не что иное, как улыбку.
