Андрей Дашков - Глаз урагана
Дина показала на дверь кабинета и приложила тыльную сторону ладони к щеке. В том, что Ян будет спать сегодня с нею, она не сомневалась. Вероятно, глухонемая умела читать по губам, но Дина предпочла общаться с нею при помощи жестов. Цыганка кивнула, вышла и через несколько минут принесла комплект чистого постельного белья. Потом мягко взяла Дину за руку и покрутила кистью, как будто разматывала бинты. Это было недвусмысленное предложение сменить повязку.
Дину тронула ее забота, но не настолько, чтобы она рассталась со своими подозрениями. Довольно болезненная процедура заняла около двадцати минут. Нижний слой бинта пропитался кровью и присох; его приходилось смачивать и снимать аккуратно, сантиметр за сантиметром. Дина надеялась, что она стонет не слишком громко, – незачем пугать Яна. Руки у молодой цыганки были теплые и умелые, а сама она обладала, по-видимому, безграничным терпением.
Потом Ян все же услышал что-то и прибежал посмотреть на экзекуцию, но Дина отослала его обратно движением головы. Он скорчил в ответ жалобную гримасу, но послушался – должно быть, почувствовал, что сейчас не стоит с нею спорить.
Все время, пока глухонемая возилась с нею, Дина пыталась поймать ее взгляд и понять, что означает отсутствующее выражение на гладком смуглом лице. Не хотелось думать, что девушка ко всему еще и слабоумная. Однако ее темные глаза оставались пустыми и блестящими, будто пластмассовые пуговицы, и подолгу смотрели в одну точку. А руки знали свое дело, быстро и ловко сновали, наматывая чистый бинт…
Когда вынужденная пытка закончилась, Дина почувствовала головокружение от усталости и дурной привкус во рту. На старинных маятниковых часах, стоявших в гостиной, было около восьми вечера. Ей показалось, что день тянулся раз в десять дольше обычного и большую часть этого безразмерного срока она провела в странном анабиозе. Она думала, что осталась прежней, в то время как необратимо изменилось все вокруг – начиная с людей, окружавших ее теперь, и заканчивая не подтвержденной до сих пор, но вполне вероятной смертью Марка…
Девушка жестами спросила, не налить ли ей чего-нибудь выпить. Дина кивнула, и глухонемая вскоре принесла чашку с теплым молоком.
В половине девятого Ян без напоминаний выключил компьютер, чего раньше с ним никогда не случалось, и пришел к матери, чтобы побыть с нею. Но она понимала, что дело не только в ее слабости. Он боялся приближавшейся ночи, боялся оставаться один и больше всего, вероятно, боялся уснуть. Почему именно сегодня? Она не знала. Но не собиралась бросать его ни на минуту.
Она напоила его подогретым молоком и даже подумала, не попросить ли у девушки снотворное. Однако это показалось ей крайним средством. Накачивать химией собственного малолетнего сына? Стереть то, чего не можешь понять, рискуя его здоровьем? Вычистить мозги? Оставить лишь черную мертвую тишину там, где звучат жуткие голоса, зовущие в чуждые пространства? Ну уж нет!.. Хотя… Эта мысль была вроде подтаявшего сгустка шоколада, и Дина долго смаковала ее. Обманчивая сладость и непредсказуемый эффект…
В конце концов она сама незаметно провалилась в сон на незастеленном диване. Ян свернулся калачиком у нее в ногах и положил голову на бедро. Близость матери успокаивала его. Сейчас он сильнее, чем когда-либо, ощущал нерасторжимую связь с нею. Тепло ее тела и ритм дыхания заполнили его маленькую пульсирующую вселенную, в которую не могло проникнуть зло…
* * *Глухонемая девушка вошла в гостиную, когда оба уже спали. Она приблизилась к дивану и развернула плед, чтобы укрыть мальчика. Потом нагнулась и долго смотрела как завороженная на черный камень, висевший на шее у женщины и оказавшийся во впадине над ключицей. Ее лицо приобрело благоговейное выражение, а в глазах впервые вспыхнул огонек узнавания…
Простояв неподвижно и бесшумно дыша около пяти минут, она протянула руку к камню.
Вдруг ее будто ужалило что-то. Она отшатнулась и открыла рот, но не смогла закричать – из глотки вырвалось только глухое сдавленное мычание. Потом туповатая маска, как занавес, снова опустилась на ее лицо. Молодая цыганка заботливо укутала мальчика в плед и даже ласково погладила его по голове.
Он улыбался во сне. Она тоже улыбнулась и беззвучно прошептала что-то. Может быть, пожелала ему доброй ночи.
Если у него будет спокойная ночь, то и она сможет сегодня поспать.
21. ЯНУС
Он зачерпнул воды из металлической бочки, чтобы напиться. Вода оказалась ледяной, и от нее ломило зубы. Кроме того, она отдавала ржавчиной. Тем не менее он глотал эту отвратительную воду, потому что не знал, когда сможет напиться в следующий раз. За такие подарки в Луна-парке благодарят слепую судьбу.
Склонившись над жидким зеркалом, он увидел черный силуэт своей головы, окруженный призрачной короной из звезд. Трепет восторга охватил его, словно он подсмотрел нечто, не предназначенное для человеческих глаз. Миры крутились под ним. Неисповедимая, головокружительная карусель холодных далеких огней…
Янус поднял голову и посмотрел вверх.
Небо было затянуто тучами, настолько плотными, что за ними не угадывалась Луна – вечная спутница и свидетельница его странствий. Госпожа его сновидений…
К подобным безобидным штукам он давно привык. Подумаешь отражение! Подумаешь бочка с ледяной водой посреди теплой пасмурной ночи, в которой видны звезды чужого мира! Ничего особенного…
Он снова посмотрел вниз. Если бросить в бочку камень, рано или поздно услышишь стук. Гораздо труднее было привыкнуть к переменам собственного лица.
Вот и сейчас он потрогал эту грубую, но живую МАСКУ из кожи, мышц, сухожилий. Подвигал ею, как умел. Почувствовал колкую щетину, которая будто сторожила твердые потрескавшиеся губы… Это было лицо юнца, еще не знавшее бритвы.
Сколько же у тебя всего лиц, странник? И кто выбирает их? Ты сам или тот, кто сидит внутри тебя? Тот, кого в некоторых «фрагментах» реальности называют «всадником»? Личный сатана… А ты – лишь одна из его «лошадок». Что делают с загнанными лошадьми? Сам знаешь…
Заглянуть СЕБЕ в глаза не удалось – слишком мало света вокруг. Темные провалы глазниц казались еще более глубокими, чем угольные мешки между звездами. И там-то уж точно не было никаких отражений.
Он пил до тех пор, пока вода не приобрела кислотный привкус и его потянуло на рвоту. Он выпрямился и посмотрел на то, как восстанавливается изображение звездной полусферы, разбитое его ладонями. Этот секундный интерес мог стоить ему жизни.
Но опять повезло. Хруст стекла, раздавленного чьей-то подошвой, выдал присутствие чужого. Янус резко обернулся и остолбенел. Неужели на этот раз слишком поздно?
