Антон Карелин - Книга Холмов
— Учу их, уму-разуму, всему поделью, общему, не мастерству. Играм учу. Слежу, чтобы не разбегались, не ленились, пользу приносили, в беду не попали. Главное, учу всем воедино быть. Община у нас.
— Ну и? Ты их учил хоть чему-то подобному? Духовным практикам?
— Чего? — здоровенного мужика прошиб пот. — Вы в чем этаком меня подозреваете-то…
— Ни в чем дурном, Беррик.
— Я, господин, половины ваших слов не… внемлю. Духовым не учил. Учил руками работать, ногами, ну, головой. Поддерживать друг друга.
— А ты одновременно и с мальчиками, и с девочками занимался? — немного удивленно спросила Анна.
— Ну. Пока девчушка не закровит, разницы нет, мы все братья во земле. Я только днем и вечером с ними, утром до полудня они каждый при своем ремесле… Да и Марет мне помогает, с девчонками-то. Только она тоже под проклятье попала! — он с отчаянием указал рукой на старшую из замерших в тени, стройную и вроде-светловолосую девушку лет пятнадцати.
— Вот когда они с тобой, вы в одном месте? Или по всему Землецу размазаны?
— Ну, бывает, все сразу соберемся, у костра или в жижне.
Ну конечно, подумала Анна, куда в краю пузырящейся земли без целебных грязевых ванн.
— То есть, какое-то воздействие магии могло пасть на всех детей сразу?
— Ну, наверное, могло.
— Вспоминай. Тень посреди бела дня. Ветер необычный подул. Звуки странные. В голове помутилось. Что угодно еще?
Беррик утер мокрый лоб.
— Нет, господин, не было ничего такого. Все бы запомнили, обсуждали бы, спрашивали. Не было.
Рассеянный свет исчерпался и медленно угас, все погрузились во мрак непонимания.
— Итак, они в трансе, — суммировал Кел. — Это естественный ответ на какое-то магическое воздействие, которое на них оказали четыре дня назад. Или два дня назад. Оно прошлось конкретно по отрокам, с одиннадцати до четырнадцати лет. Других не затронуло. Но есть еще тьма в глазах, что с этой…
— Рыжая, — оборвал его Дик. — Посвети-ка еще.
И многие бы обозлились на ту бесцеремонность, с которой охотник прервал жреца. Но Лисы знали, что Ричард не скажет слова без надобности. Алейна послушалась, коснулась белого единорога, висящего на груди, и вокруг нее разгорелся бледный рассеянный свет. Все снова стало странным, не от мира сего, тени балок и людей разметались по стенам, черные провалы мрака смотрели снизу, а сверху лились алеющие закатные лучи солнца… Что-то было не так со светом, но никто не понимал, что.
— Отойдите в стороны, — сказал Дик, отступая в угол к серому магу.
Все послушно разошлись.
— Ну? Увидели? — рэйнджер указывал на освещенные бледным светом темные фигуры детей.
— Что, — спросил Кел, слегка сбитый с толку.
Затем все практически одновременно заметили это. Поняли, почему свет казался таким странным. Ни один из детей не отбрасывал тени. Они стояли неподвижно, как древние идолы, облитые светом с одной стороны и укутанные темнотой с другой. Ничто не нарушало потусторонней гармонии изваяний, не бросающих друг на друга тень.
— У них исчезли тени! — воскликнул Беррик. И закрыл мощной ладонью рот, словно сказал что-то непотребное.
Он хотел было подступить обратно к юнцам, но Винсент словно ожил. Он резко отстранил холмича, не рукой, а выросшим, удлинившимся серым рукавом. Мантия взвилась, шелестя по настилу от быстрых шагов, переливаясь по доскам, как живая. Маг застыл посреди детей, возвышаясь над ними, царственно повел рукой, и она окуталась клубящейся мглой. Серая длань выплыла из рукава, подплыла к девочке, стоящей рядом, и легла ей на лицо, закрыв глаза, нос, рот. Секунды она висела неподвижно, затем отдернулась обратно и растворилась в мантии хозяина.
— Их тени ушли в пятки, то есть, спрятались в глаза. Поэтому кажется, что в глазах тьма.
Хор выдохов и тихих возгласов прозвучал ему в ответ.
— И это реакция на какое-то магическое воздействие? — уточнил Кел.
— Да. Помнишь, что бывает, когда мне не удается отнять тень у врага?
— Она ненадолго съеживается, и пока съежилась, ты не можешь отнять ее, в принципе.
— Да. Здесь защитная реакция зашла гораздо глубже. Тень каждого полностью втянулась внутрь своего хозяина, и не покидает его даже с угрозой здоровью, держит на грани материального мира и сумрака, в сумрачном сне. Значит, воздействие было очень сильно.
— Можешь понять, какое?
— Через мглу. Попробую.
Винсент скрылся под мантией и растворился в темноте, ушел в мир теней. И как только он сделал это, дети дрогнули. Словно проснувшись, все они медленно и в полном молчании поворачивали головы с черными глазами в то место, где только что стоял маг. Где по-прежнему стоял маг, только не в мире людей, а в мире сумрака. Тонкие руки поднимались одна за другой и тянулись к Винсенту, дети сгрудились вокруг него, обступили, охватив ивовой сетью переплетенных рук.
Мгла вздулась над ними легким полупрозрачным колпаком. И внезапно мириады тончайших нитей протянулись от одного к другому, от другого к третьему, словно запеленывая детей и Винсента в кокон, увязывая их воедино. Все больше становилось нитей и связей, все гуще смыкалась вокруг них тень.
Лисы придвинулись вперед, выжидая знака, чтобы броситься на помощь товарищу. Но тень Алейны внезапно изогнулась и помахала им ладошкой со стены, мол, спокойно, все путем. Переглянувшись, Лисы улыбнулись. Беррик стоял и смотрел на все это, едва дыша.
Анна понимала его очень хорошо. Еще месяцев пять назад она с открытым ртом глядела на крутые ханты и на то, чего они вытворяли в бою и в быту… сколько же всего произошло за это время. Как же все изменилось.
Мгла стала съеживаться, впитываться, вкручиваться в наливающуюся весом и тьмой фигуру. Винсент проявился из сумрака, необычно-темный и большой, высокий, как монолитная статуя. Медленно, черная мантия начала светлеть, возвращаясь к серой, и привычно укладываться у него на плечах. Сеть худых рук вокруг мага распалась, дети пришли в движение. Они охали, оседали на пол, кашляли, хрипло жаловались или даже подвывали от ломоты во всем теле. Проснулись.
Ни один из них по-прежнему не отбрасывал тени, и от этого, вправду сказать, у смотрящих был мороз по коже. Тем более, с ивовых прудов да болотистых луж уже потянуло ночным холодом. Но хоть бледные юнцы и остались немного жуткими, глаза у них теперь были карие, серые, карие, зеленые и снова карие.
— Пить! Пиить… — раздался нестройный хор слабых голосов.
Беррик подскочил к ним, пытаясь загрести как можно больше в свои ручищи. Губы его дрогнули.
— Ах вы мелкие твари, — проговорил он, обнимая прильнувшие к нему усталые фигурки, — куда вы влезли, а? Чего наделали? Неси питье, Илза, что стоишь?!
