Антон Карелин - Книга Холмов
— Чувствительность к своему телу они сохранили, — сказала Алейна, внимательно глядя, как мальчик лет одиннадцати очень медленно и, казалось, бездумно приседает и встает, держась за перекладину, упражняя руки и ноги, уставшие от бездействия. — Но ты прав, ток жизни замедлен, вон тот паренек уже две минуты как выдохнул и ни разу не вздохнул.
— И кровь из порезов еле течет.
— Ты их резал?
— Конечно. Двоих. Чтобы проверить. Едва сочилось. Не проснулись.
— Поить их пытался?
— Да, госпожа. Когда понемногу, то не отрыгивают. А еду не берут, не жуют, не глотают.
— Если они в замедленном сне, то пить уже захотели, а есть еще нет, — пожала плечами Алейна. — Для них может всего пара часов прошла.
Она проворно полезла наверх, мелькая подолом короткой юбки поверх походных штанов.
— Началось одновременно с грохотом? — Дик указал в сторону холмов.
— Нет, раньше на день.
Версия с Семидесятым холмом не особо складывалась. Но ведь вряд ли два странных события случились так близко друг от друга и в пространстве, и во времени?
Сверху разлился слабый, спокойный свет. Алейна боялась спугнуть спящих, но никто из них не дернулся, не издал ни звука. Словно мрачные сгорбленные тени, дети хранили молчание. Было страшновато смотреть на неподвижные, бледные лица, безвольно висящие руки и волосы. Длинные тени балок и перекладин разлеглись на слабо освещенном потолке и стенах. Что-то было не так со светом, но никто не понял, что именно.
Все влезли вслед за жрицей, стараясь не шуметь. Беррик предоставил приезжим взбираться по лесенке, а сам в два счета оказался наверху; Винсент нехотя вышагнул из тени Ричарда и в скучающей позе встал в углу, отгородившись капюшоном мглы. Золтыс с хранителем и алхимичка остались внизу.
— Чего толпень-то создавать, — шепнул старейшина, не моргнув глазом.
Алейна развернула мальчика лет тринадцати, неподвижно стоящего на краю настила. Свет, слабо сияющий вокруг, озарил его бледное, исхудавшее лицо. Глаза проклятого были полностью черные и даже не блестели, не отражали ничего, а только клубилась в глазницах непроницаемая темнота. Одно за другим, Анна и остальные выхватывали взглядами все новые и новые лица детей с глазницами, полными тьмы. Они стояли и сидели, как умертвия, не реагируя на жизнь и свет. Лисы поежились, страх холодил даже их бывалые сердца. Все казалось нереальным.
— Как его зовут? — спросила Алейна, придерживая мальчика.
— Углик, — прошептал бородатый. Идеальное имя для худого, грязного мальца с черными, как уголь, волосами и острыми чертами лица.
Алейна прижала ладонь к груди спящего, и закрыла глаза.
— Черен как уголь Углик; черны его глаза, спеленато мраком тело и сокрыта душа. Мать людей, позволь заглянуть ему в душу и тело, отыскать источник тьмы и очистить его.
Ее глаза засияли прямо сквозь веки, и светящийся взгляд медленно заскользил по фигуре мальчика, поднимаясь от ног к голове. Проникая чутким духом в тело больного, жрица Хальды искала и находила источник болезни, причину страданий и боли, а опыт помогал ей понять, в чем беда. Она могла снять даже редкий и сложный диагноз, простояв минуту со светящимися глазами, видя несчастного насквозь, общаясь напрямую с его печенью или сломанной костью, и при этом чувствуя все, что чувствует он. Не всегда, но в большинстве случаев, совмещая медицинские познания и дар богини, девчонка точно определяла, какую хворь или напасть ей предстоит побороть. Не просто так жрицы Милосердной были лучшими лекарями в подлунном мире.
Секунды тянулись в тягостном ожидании, призрак тьмы замер под руками призрака света. Иногда Алейна останавливала взгляд, приложив ладонь к новому месту на его теле, прислушивалась к шепоту плоти, крови или костей.
Наконец девчонка открыла глаза.
— Углик ничем не болен, — сказала она твердо. — Нет проклятий, сглаза, ведьминой магии и злочар. Нет отравления и яда, нет искажения, следов хаоса, сотрясения, ушиба, увечья. Здоров, совсем. Несколько истощен. Но здоров.
Пара вдохов тишины потребовалось всем, чтобы осознать это известие. Беррик крякнул, не сдержав удивления.
— Ток его жизни замедлен, сознание обращено вовнутрь, причину не внемлю, хотя что-то в нем шептало мне… но очень тихо.
— А чего с глазами-то? — спросил Кел.
— Не знаю. Ничего ненормального с глазами нет.
— Мы как бы видим обратное.
— Мы видим видимость. А я говорю о сущности. По сущности, у них все нормально с глазами. А что там сверху…
— Если у них сердце бьется раз в минуту, а вдох-выдох раз в две, это никак не может быть нормально, — развел руками Кел.
— Может, вообще-то! Я про такое читала, ушельцы из Кедхеймских гор умеют замедлять сердце и жить внутри, раз в день выходя наружу. Отрешающая медитация, так это зовется. Еще лучше умели делать всенощные спцы, тело спит, разум бодрствует и витает вокруг.
— То есть, они все сейчас медитируют?
— Нет. Это сложные практики, им нужно учиться, на неподготовленного человека они не сработают… без принятия сильных настоев и трав.
— Аа, — нахмуренный в недоумении Кел мгновенно просветлел лицом, — Так они отравились? Накурились все вместе, выпили?
В происходящем наконец-то появился смысл.
Алейна задумалась, но отрицательно покачала головой:
— Нет. Если бы все они чем-то отравились или укурились и из-за этого ушли в отрешение, я бы нашла следы. А никакой инфлюдии в Углике нет. Если отравление было, а затем флюиды в нем распались, и поэтому я их теперь найти не могу — тогда они уже и не действуют, он должен был проснуться. А он не движим к пробуждению, внутри него… все закрыто. Значит, трав или настоев изначально не было. Это духовная кондиция, не физическая, не магическая.
— Как же она может быть не магической, если у обычных людей такого, без сильных веществ, не бывает?
— Потому что это ответ на магическое воздействие, — раздался из угла глухой голос Винсента. — Магия экстраординарна для обычного состояния организма человека, человек существо магически-нейтральное. Поэтому в ответ на многие волшебные воздействия организм выдает реакции, которых ты не встретишь… там, где магии нет. В обычной медицине. Кел пристально посмотрел на серую фигуру и кивнул.
— Точно! — кивнула Алейна. — Термин есть, как тело на магию отвечает… Димантия… Деменция… Не помню.
— Значит, духовная кондиция. Беррик, — спросил светловолосый. — В чем твое хозяйствование над юнцами заключается?
— Учу их, уму-разуму, всему поделью, общему, не мастерству. Играм учу. Слежу, чтобы не разбегались, не ленились, пользу приносили, в беду не попали. Главное, учу всем воедино быть. Община у нас.
