Гейл Карсон Ливайн - Самая красивая
В моей следующей песне говорилось о великолепии пещер, в которых жили гномы. У входа в банкетный зал, например, поднималась башня из белого камня, раз в пятнадцать выше меня. А по стенам от пола до потолка выстроились снопы тонкой соломы, вырезанной по камню.
Единственное, о чем я не упомянула в своей песне, была еда. Мне хотелось большего разнообразия, а на стол подавали только то, что росло в земле. Спустя неделю я готова была отдать свою золотую тарелку за куриную ножку, плюшку, вазу фруктов. Думаю, жамМ понимал, да и остальные, наверное, догадывались. Я часто гоняла куски по тарелке, напоминая себе, что нужно есть.
Но самое великое чудо в Пещерах гномов были сами гномы. Они смирились с моим присутствием, словно я прожила у них всю жизнь. И они не уставали повторять изо дня в день – с помощью жестов, поскольку не многие говорили на айортийском, – что рады принимать у себя такую гостью. Они иногда ненадолго появлялись в нашем мире, но мы, люди, никогда не посещали их подземелье.
Им полюбился мой голос и мои песни, которые переводил жамМ. Они раскачивались совсем как мы, если им что-то нравилось. А нравилось им все подряд!
Я прожила у них две недели, когда одна женщина-гном попросила меня спеть для ее дочери, которая поступала в ученицы к ювелиру. Это была целая церемония. Обе они будут польщены, если я спою, а мать собиралась мне заплатить. Маленького бриллианта будет достаточно?
Бриллиант! У них в ходу были не монеты, а драгоценные камни. Мне еще ни разу не платили за песню. Я хотела было отказаться от камня, но жамМ велел мне принять плату. Потом он просветил меня насчет ученичества среди гномов, чтобы я могла написать песню.
Церемония проходила в пещере, отданной под рынок. Девушка пропела что-то своему новому наставнику и поклонилась в пояс. Мать девушки передала мастеру свиток. Мне сказали, что пора петь. Все улыбались.
Вот моя песня:
Сегодня у нас торжество.
Все начали раскачиваться.
Сегодня для тебя завершается
один этап и начинается другой.
Старое пока привлекательнее нового.
Ты все замечаешь вокруг.
На твоей туфле царапина.
Твой мастер слегка сутулится.
Твои пальцы плохо слушаются.
Но ты уже способна выбрать камень.
Тебе нравились цветные камешки
с тех пор, как тебе исполнилось шесть.
Помнишь?
Помни, и не забывай, как ты начинала.
Дай имя своим инструментам.
Дай имя своей скамейке.
Дай имя своему фонарю.
Так будем петь!
Будем раскачиваться!
Будем есть и пить!
Каким мастером ты станешь!
Мы раскупим твои изделия!
Мы будем гордиться, что знакомы с тобой!
Нам повезло, что мы знаем тебя сейчас.
В конце они подняли руки, как это делают люди. Затем отец девушки поднес гостям стаканы с минеральной водой – любимым напитком гномов, как остумо у нас. Мы все выпили, и церемония завершилась.
Мать девушки заплатила мне. Бриллиант оказался меньше, чем те, что лежали в вазе у меня в спальне. Зато это был мой камешек. Никогда не думала, что буду владеть бриллиантом.
Когда мы с жамМом покидали рынок, торговец свечами захотел продать мне свечи. Какая-то старуха всучивала мне конфеты из корнеплодов – жуткие сморщенные комки. Все знали, что у меня появился бриллиант, который я могу потратить.
В гостиной у жамМа я попросила его снова заглянуть в мое будущее. Мне было интересно, смогу ли я когда-нибудь вернуться домой.
Гном поправил книгу на своем столике, затем позвонил, вызывая слугу. Настало время для послеобеденного остумо. Я много часов провела на кухне гномов, следя за процессом приготовления остумо, зато теперь у гномов-поваров получался вполне сносный напиток.
жамМ взял в руки книгу, потом снова ее отложил.
– Признаться, я уже заглядывал в твое будущее. Девушка азаХ… когда я предсказывал тебе в «Пуховой перине», я видел тебя здесь, но ничего не разглядел дальше. И вот ты у нас, и мы пошли дальше.
Мне стало страшно.
– Может быть, и сейчас мы пойдем дальше после того, что я видел на этот раз.
– Так что же вы видели?
– Ты лежала на земле.
Мертвая?
– Вокруг тебя суетились какие-то фигуры. От одной из них исходило злорадство и раскаяние. Злорадство и раскаяние одновременно, если быть точным.
– Я была мертвой?
– Не знаю. Но ты не шевелилась.
Глава тридцать первая
Я спросила у жамМа, кто вокруг меня суетился – гномы?
– Должно быть, да. Ты по-прежнему находилась где-то в пещерах. Я снова видел мерцающее железо.
– Я выглядела старше, чем сейчас?
Быть может, он заглянул в будущее на много лет вперед.
– Не могу сказать. Это может произойти завтра или через десять лет.
– Оно обязательно случится?
– Нет. Оказавшись на распутье, ты вполне можешь пойти в другую сторону. Как и то злорадное существо.
– Но больше вероятности, что все так и случится?
жамМ кивнул:
– Да, если быть точным.
– Что же мне делать?
– Будь осторожна. Когда будешь принимать решение, подумай хорошенько. Злодейства здесь редко творятся, но гном – непримиримый враг.
Если бы я покинула Пещеры гномов и больше сюда не возвращалась, то избежала бы предсказания жамМа. Об этом я думала в ту ночь и решила остаться хотя бы до возвращения оружейных мастеров из замка Онтио. Новости, которые они принесут, помогут мне определить, как поступить дальше.
На следующий день прибыл гонец из «Пуховой перины» и привез мне письмо от родителей. Я унесла его к себе в спальню, чтобы прочесть. Распечатав письмо, я обнаружила вложенную внутрь записку от Айори.
Айори! В «Пуховой перине»? Сердце перестало биться, а затем заколотилось как бешеное.
Я начала с записки принца.
Сердце мое!
Пишу, терзаясь страхом, что ты никогда не прочтешь эти слова, что с тобой приключилось еще большее зло и моя любовь тебя не достигнет.
Я отдам это письмо твоим добрым родителям на тот случай, если ты появишься здесь, – хотя ты не должна оставаться у них. Иначе тебя обязательно найдут.
В покоях королевы после спевки я был слишком сердит, чтобы ясно мыслить. Однако в ту же ночь я уверился, что ты говорила правду. Я знаю королеву. Гораздо вероятнее, что она пригрозила тебе, чем что ты хитростью и обманом решила заполучить высокое положение и власть. Скорее солнце изменит свой цвет на голубой, чем ты превратишься в интриганку. Прошу тебя, прости мне мое недоверие. Если не простишь, то я и сам никогда себя не прощу.