Ольга Ружникова - Побеждённые (Дочь Лорда)
— Ты должна была перерезать горло этой глупой курице. А сама сбежать с Анри Тенмаром — пока было время.
Тихая келья, тихий шепот, тихий ужас. Всё уже утихло. Грабить монастырь никто не стал — монашки ведь проявили лояльность.
— Никогда нельзя брать лишний груз. Эйда бы вам только помешала. Да, я бы тебя прокляла… Но вы остались бы живы! А теперь — слишком поздно. Благородство — очень глупая вещь. Запомни это, если выживешь.
Сестренка пугливо оглянулась на них. Вряд ли слышит, но, наверное, догадывается…
— Это должна быть ты, — мать медленно перебирает светлые волосы Ирии. — Ты сможешь убить кого угодно. Теперь — сможешь. А эта мокрица не зарежет и курицы!
Эйда — не мокрица. Просто обычная, хорошо воспитанная девушка. Ее не растили для таких ужасов — вот она и не справилась.
А сама Ирия? Ее — растили? Для этого? Для змеевой «брачной ночи» с какой-нибудь «мразью»? А потом — казни за убийство «верного слуги короля»?
Младшая обняла за плечи безучастную «мокрицу» старшую. Ткнулась лицом в светло-русые, пахнущие летней ромашкой волосы. И молча сидела так, пока не перестало першить в горле. И не прекратили упорно наворачиваться на глаза проклятущие слёзы…
2На любимой картине отца пасутся олени. Целое стадо. Качаются ветвистые рога, мягко переступают копыта.
В детстве полотно висело над кроватью Ирии. И снились они часто…
Лязг засова.
Сколько пленниц продержали здесь? Полчаса? Полночи?
А сердце при появлении врагов даже не дрогнуло. Оледенело, что ли? Или устало бояться?
В келью ввалились тот самый надменный вельможа и его мерзкий сынок — убийца Анри. Ирия с мрачным удовлетворением отметила: губа гада всё еще кровоточит. Отметила — и не сдержала усмешки.
— Итак, Роджер, кого ты предпочитаешь? — рыбий голос вельможи звучит совершенно буднично.
Будто речь об обычном сватовстве. Хотя, если мир перевернулся — может, это теперь и обычно? Как стая шакалов против одного волка.
— Мамашу, как ты понимаешь, не предлагаю. Ее муженек еще жив… пока.
Ирия смотрела на главного подлеца — во все глаза. Чтобы ничего и никогда не забыть. Теперь ей известно его имя: Бертольд Ревинтер. Если папа погибнет — гад тоже должен умереть! Хотя и так уже — должен.
Краем глаза Ирия глянула на мать: ей-то сейчас каково? Но на лице Карлотты Таррент, урожденной Гарвиак, не прочесть ничего. Да что же она — каменная?!
— Младшую, конечно, — хищно оскалился Роджер Ревинтер и мстительно ухмыльнулся. — Ту, что полезла со мной драться!
Ирия похолодела и содрогнулась. Вот теперь сердце проснулось — чтобы заколотиться от ярости… И не только — если уж совсем честно!
Дочь лорда Таррента прирежет мразь при первой же возможности — сотрет с лица земли. Но, все силы — Светлые и Темные! — что он успеет с ней сделать до этого?!
Да, Ирия совсем не прочь повторить поцелуй с Анри. И неважно — грех ли это в глазах продажных церковников…
Только думать о друге нельзя! А то слезы чуть сами на глаза не навернулись.
А ну, прекрати! Еще не хватало разреветься перед этими зверями!
Но Анри — другое дело, а Роджер Ревинтер — омерзителен. В лучшем случае ее просто вырвет.
— Вот этого звереныша? — ледяным голосом оборвал буйные фантазии сына министр финансов. И один из новоявленных Регентов. — Хочешь прожить ровно до того часа, как заснешь в ее нежных объятиях? Или съешь или выпьешь что-нибудь в ее присутствии? Бери старшую. И радуйся, что у тебя умный отец.
— Пожалуй, ты прав! — Роджер, всё так же ухмыляясь, вразвалку подошел к Эйде. И резко вздернул за подбородок, вынуждая поднять голову.
Любому ясно, что сейчас плещется в сестренкиных глазах. Ничего, кроме ужаса, отчаяния и мольбы. И, похоже, ревинтеровское отродье это устраивает!
— Пойдем! — он рывком поднял сжавшуюся в комок Эйду. И повел, почти поволок из кельи…
И до сестренки дошло, что утопиться было лучше…
— Мама! — пронзительно заорала она. Рванувшись назад с той же силой отчаяния, что и час назад из рук сестры.
Не то кричишь. Именно Карлотта и помешала Ирия избавить Эйду от всего этого!
У нее почти получилось вырваться. Увы, «почти» — не считается…
— Стойте! — Ирия затравленно оглянулась на мать.
Каменное лицо, прежняя поза. Молчание. Карлотта Таррент даже не шелохнулась.
— Эйда — несовершеннолетняя. Вы не можете выдать ее замуж ни за кого — без разрешения главы семьи! Вы сами сказали: наш отец жив!
Сейчас выяснится, что он схвачен и его казнят через час! А мама даст разрешение на что угодно…
— Ирия, они знают законы не хуже нас, — бесцветно произнесла Карлотта.
— Куда он денется, ваш папенька? — почти ласково усмехнулся Бертольд Ревинтер. — Как же откажется выдать замуж обесчещенную девицу? Зачем ему такой позор для семьи? А если она уже будет вынашивать… э-э-э… плод греха?
Прежде Ирия о таком только читала в балладах. Но там героиня успевала заколоться «верным фамильным клинком». Или ее как раз являлся спасти благородный рыцарь, коего непонятно где носило раньше.
Увы, единственный рыцарь, кому было до Эйды дело, погиб час назад.
— Когда я тебя убью — умирать будешь дольше, чем самый паршивый шакал! — отчетливо выговорила Ирия. В упор сверля младшего врага немигающим взглядом.
Так вот оно каково — когда сердце вот-вот разорвется от ярости…
Мерзавец дернулся — будто кнутом обожгли. И толкнул Эйду в руки Бертольда Ревинтера:
— Отец, дай-ка мне сначала эту минут на пять, я управлюсь! — И шагнул к Ирии.
Вельможа заступил ему дорогу.
— Охолони! — прошипел достойный папаша достойного сыночка. Едва слышно, но слух Ирии сейчас обострился. До предела. — Я тебе дам — «управлюсь»! Управится он! Сам в Ауэнт захотел? Здесь тебе не Восток! С «этой» разберутся Регентский Совет и палач.
Эйда с порога обернулась к Ирии. Не к матери же!
Невозможно описать всё, что уместилось в огромных серых глазах. Потому что во взгляде разумного существа никогда не должно быть столько затравленности, отчаяния, безнадежности!
Ирия опустила глаза, борясь со слезами… И ощутила, как одна железная рука сжала ей плечо, а другая рывком заставила вскинуть голову. Как Роджер Ревинтер — Эйде.
— Смотри! — прошипела мать. — Смотри! И никогда не смей быть такой жалкой, ничтожной, трусливой курицей! Смотри!!!..
3Изящные копыта осторожно ступают по лесному ковру. По золотым и багряным листьям.
Солнце согревает, но уже не жарит. Закат Лета уступает подзвездный мир Рождению Осени…
