Ольга Романовская - Словенка
— Но от чего голову ты повесил?
— Когда уезжал я, бой у нас с лихими людьми завязался. Не спокойно сердцу молодецкому.
— Езжай в крепость скорей! За подмогой же тебя послали, а ты…
Весь день Наумовна у ворот простояла, но не видала боле ни одного кметя. И казалось ей, что не досказал он что — то важное Ермил, утаил, чтоб не расплакалась. Знал ведь, кто её сердцу мил. Отчего ж не спешил молодец за гридней, если князь его за помощью послал; не от того ли, что спасать некого?
А уже поздним вечером, когда солнышко верхним краем своим землю лизало, услышала Гореслава гулкий стук копыт. Выбежала она улицу, побежала… А по Градцу ветер женский плач разносил… И замерло сердечко, когда увидела коня серого на поводу у одного из кметей. Бросилась в глаза ей Радость Твёрдовна, что шла сторонкой и губки алые кусала. " На тризне ведь она будет над курганом слёзы лить", — подумала Наумовна и ужаснулась. Неужели умер её ладо, покинул её? И ноги её пошатнулись; слёзы по щекам потекли. Завыла тихо Гореслава, когда увидела его, бледного, поддерживаемого двумя кметями на дрогах… Ой, доля моя, доля горемычная!
Спала девка в клети, поэтому никого не потревожила, когда вернулась на двор ночью. Бурка её ещё издали узнавал по шагам, поэтому не залаял, а лишь приподнял косматую голову и посмотрел на неё умными глазами. Забылась Гореслава не скоро неспокойным сном и проспала до зари, пока не разбудила её Зима Ярославовна.
— Просыпайся, травки свои бери. Приходил Ермил, звал к князю тебя.
— Как же мог он звать меня Светозару, если в Ирии он.
— Типун тебе на язык! Ранен князь наш тяжко, а ты людей лечить мастерица. Вставай, поторапливайся.
Бежала девка к крепости, ног своих не щадя. Отроки её безмолвно пропустили; на лицах их застыла печаль.
Ермил встретил её у резного крыльца княжеских палат. Он был хмур, как туча, и немногословен.
— Идём. Только веди себя потише.
— Что с ним?
— Стрела. Да ты сама увидишь. Если нужны какие — то травы, кликни Усладу.
— Лучше самой мне за травами пойти: боюсь, девка эта не найдёт нужной травы.
— Я с тобой пойду.
— Зачем это?
— Чтобы с тобой ничего не случилось.
Набрала Наумовна лебёдки, сосновой хвои, коры дуба, череды, ольховой коры да рябинового корня и, помедлив, ещё и сон зелья.
… Поднялась с трепетом девка по резному крыльцу, вошла в полутёмную влазню.
— Сюда, — дёрнул её за рукав кметь. — Только осторожно, не споткнись — тут порог высокий.
Они прошли какую — то комнату с двумя большими оконцами и снова окунулась в полумрак. Тихо скрипели доски под ногами, печально и тоскливо.
— Вверх, — коротко молвил Ермил.
Поднялись по широкому всходу, прошли ещё несколько комнат, пока кметь не остановился перед дубовой дверью.
— Обожди здесь, я скажу ему.
С замиранием сердца вошла через мгновение в тёмную комнату Гореслава и вздрогнула, увидав его, лежащего на ложе, покрытом волчьей шкурой; из — за мрака лицо его казалось ещё бледнее. Светозар приоткрыл глаза, бросил на неё короткий взгляд и снова прикрыл очи.
Рана у князя была тяжёлая: стрела пронзила бок, но девка этого не испугалась: у себя в печище она много раз лечила собак, которых когтями потрепал медведь, но лечить животных — не лечить людей. И забегала Услада взад — вперёд с горшочками, мисками да ширинками, в отварах трав смоченными. День деньской просиживала Гореслава возле князя, отлучаясь лишь, чтобы поесть.
Травы не подвели её: глаза у Светозара со временем вновь заблестели, с лица исчезла мертвенная бледность, но был по-прежнему он молчалив, не разговорчив. А Наумовна, наоборот, похудела, стала белее снега. " Всю себя извела она ради него, — говорила Любаве Заря. — Жизнь свою в него вдохнула. А он — то знать не ведает, что сохнет по нему такая красавица". Гореслава же радовалась выздоровлению княжескому, да радость — то эта с горем была из- за Радости.
9
Как только убедилась Гореслава, что болезнь к князю больше не воротится, ушла она из княжеских палат, ушла тихо, по утру, пока Услада не проснулась и, калачиком, свернувшись, спала на лавке. Спустилась по резному крыльцу и вздохнула с облегчением. Вот пойдёт она сейчас по полу проснувшемуся Градцу к сонной избе Всеслава Стояновича, заживёт прежней жизнью, а в липене и дома будет…
Когда подошла ко двору, удивилась тому, что Любава, зевая, несла по двору ведро с водой: час — то ранний.
— Что случилось, Любавушка?
— Май ни свет ни заря приехал. Да ты разве не видала Снежинку его?
И точно: не приметила девка белой кобылы, дремавшей у повети.
— Да как же он двор свой оставил?
— За сестрой приехал. Хочет коров в Градец пригнать и зажить с нами одной семьёй до грудня.
— Тесно в избе будет.
— В тесноте, да не в обиде. Ступай, поспи немного, пока отец с Маем не вернулись. Устала ты, Гореславушка, измучила себя заботами.
В избе все суетились, даже малая Голуба спешила поспеть в клеть до того, как туда прибежит Заря. Зима Ярославовна достала из подклети остатки телячьей туши и трудилась над густой кашей, которую собиралась сдобрить мясом.
— Вернулась? — бросила через плечо вошедшей хозяйка. — Посиди, отдохни маленько и подои корову.
— Я уж подоила, — зазвенел голос Зари из дальнего кута. — Пускай Гореслава поспит немножечко, ведь столько ночей глаз она не смыкала, устала очень.
И правда: лишь только присела Наумовна на лавку, как рука сама собой к голове потянулась, а голова — к лавке. И заснула девка, словно в омут тёмный окунулась. Проснулась она около полудня. В избе никого не было; угли в печке слабо тлели. Гореслава отыскала остатки каши в горшке, поела и, сладко потянувшись, вышла в сени. Там пахло сеном, конской сбруей и зерном (Зима Ярославовна хранила там мешки с овсом и рожью) — этот запах надолго запомнился девушке и стал для неё запахом домашнего очага; почти так же пахло в родной клети. Гореслава вдохнула аромат сена и толкнула дверь.
Заря сидела на крыльце и лущила овёс. Она вздрогнула от скрипа и чуть не уронила миску с зерном.
— Напугала ты меня, Гореслава. Хорошо ли спала?
— Да не жалуюсь.
— А к тебе приходили уж.
— Кто же?
— Кметь твой, Ермил. Говорил, что сказать ему что — то треба.
— Хорошо, потом переговорю с ним.
— Любава с Голубой в лес по ягоды пошли; взяла бы и ты лукошко да догнала их. Ушли они только что, а ягоду у Зелёной Горки собирать будут.
— А ты почему с ними не пошла?
— Брата жду. Уеду я обратно в лес на наше подворье: коров сюда нам перегнать треба.
— А что так?
— Людей лихих в лесу много стало, сама знаешь.
