Шерри Томас - Гибельное море (ЛП)
Наконец оказавшись в удобной точке, откуда открывался относительно беспрепятственный вид, Тит поднял руку. Но что это за звук? Слышно ли еще что-то помимо завывания ветра, шороха песка, утекавшего сквозь воздух как речной ил, и хлопанья крыльев виверны?
Прибыл целый эскадрон виверн-альбиносов!
Едва ощутив жар на коже, Тит переместился к Фэрфакс. Ей было еще рискованно совершать скачки, но он не знал, как иначе вытащить ее из этой передряги.
Тит прикрыл чародейку щитом как раз вовремя: виверны все разом изрыгнули пламя. Фэрфакс держала ладонь поднятой, перенаправляя огонь на драконов, отчего они заметались и нарушили строй.
Но отвлекшись на новоприбывших врагов, она ослабила мощь ветра, удерживавшего на месте песчаную виверну, и та, все еще могуче хлопая крыльями, проскочила мимо них.
Тит призвал новый щит, самый мощный из ему известных.
– Зарываться в песок бесполезно – песчаная виверна закапывается быстрее. И даже если тебе удастся удержать всех тварей на расстоянии, у Атлантиды появится время прислать подкрепление.
А если всадники сумеют оградить временную закрытую для скачков зону диаметром три метра, которая создается за пятнадцать минут, и запереть их в ней, тогда даже Тит не сможет вырваться.
Единственный оставшийся выход – перескочить, что для Фэрфакс может оказаться смертельным, но Тит не хотел решать за нее. Он взял ее за руку:
– Хочешь со мной?
Тонкие пальцы дрожали в его ладони.
– Каковы мои шансы выжить?
– Десять из ста. В лучшем случае.
– Я не хочу умирать, – пробормотала Фэрфакс, – или попадать в плен. Может, есть какой-то другой выход?
– Призови циклон, – дрогнувшим голосом сказал Тит. – Сдуй их всех в бездну.
– О, если бы я могла. – Она со свистом втянула воздух. – Погоди-ка, что там говорил мой поклонник? «В день нашей встречи ударила молния». А вдруг он это в буквальном смысле?
Это невозможно.
– Послушай, Фэрфакс…
Она почти спокойно подняла свободную руку ладонью к безоблачному небу и яркому солнцу. Сжала кулак. И тут сверкнула молния.
Тит открыл рот – хотел то ли крикнуть, то ли ахнуть, но из горла не вырвалось ни единого звука. Он лишь смотрел затуманенными от слез глазами, как искрящаяся комета электрического разряда несется к земле. Приблизившись, молния распалась на двенадцать, и каждый отводок угодил в виверну. Драконы задергались и начали валиться на землю так тяжело, что каждое падение вызывало дрожь в костях Тита.
Моргая, он повернулся к чародейке. Она выглядела такой же изумленной, как он себя чувствовал.
– Да защитит меня Фортуна, – пробормотала Фэрфакс. – Вот зачем Атлантида меня разыскивает?
Упоминание Атлантиды заставило Тита стряхнуть оцепенение: для всех находящихся поблизости преследователей молния наверняка сработала как сигнальный маяк. Тит схватил Фэрфакс за руку и побежал, на ходу бросив:
– Поспешим. Бронированные колесницы прибудут с минуты на минуту.
Песчаная виверна была единственной с двойным седлом на спине. Тит отстегнул крепления и сбросил бесчувственных, но дышащих всадников, пока Фэрфакс искала следящие метки – атланты обычно ставили их на упряжи. Когда она швырнула горсть блестящих кружочков в песок, Тит помог ей взобраться в седло перед ним, уже слыша на расстоянии приближение трех бронированных колесниц.
Фэрфакс направила палочку на песчаную виверну:
– Revivisce omnino.
Та вздрогнула, с трудом поднялась, пошатнулась. Тит дернул вожжи. Дракон расправил крылья и, покачиваясь, взмыл в небо. Виверны в расцвете сил могут обогнать бронированные колесницы в гонке на короткую дистанцию, но доставшийся Титу и Фэрфакс зверь определенно выдохся, а путь им предстоял дальний.
Тит повернул виверну на восток.
– Если я правильно помню, ты хотела двигаться на восток.
– Насколько возможно далеко от Атлантиды. – Фэрфакс глянула на север, откуда приближались колесницы. – Полагаю, их конструкция предусматривает защиту от молний?
– Увы.
Она вздохнула:
– Хоть кто-нибудь когда-нибудь пытался облегчить мне жизнь? – И указала на землю: – Пусть виверна летит между дюнами.
Тит заставил дракона спуститься. Преследователи ринулись за ними в долину, неумолимо сокращая разрыв.
– Еще ближе к земле, – командовала Фэрфакс.
Тит начинал понимать, что она задумала. Оглянулся через плечо: колесницы отставали на пару верст и быстро нагоняли, летя слишком близко к земле.
– Давайте, – бормотала Фэрфакс, выглядывая за спину Тита, – еще чуть-чуть.
– Ты, наверное, самая жуткая девушка из моих знакомых.
– Давай не будем драматизировать, – сухо ответила она. – Кроме меня ты никаких девушек не помнишь.
И тут же оскалилась и взмахнула палочкой. Дюны выросли, словно волны, и обрушились на бронированные колесницы, буквально похоронив их под горами песка.
Тит дернул за поводья, понукая виверну подняться выше, и снова направил ее на восток.
– Если бы состоялось соревнование на титул самой жуткой девушки, я бы поставил на тебя последнюю монету.
Фэрфакс лишь тихо рассмеялась и, положив голову ему на плечо, почти сразу провалилась в сон.
Глава 20
Англия
«2 января 1010 державного года.
На улице сумерки, но не могу сказать, предрассветные или предзакатные. Вижу со спины двоих мужчин или юношей. Они идут, один поддерживает другого. Двигаются украдкой, постоянно озираясь.
А когда наконец останавливаются и прячутся за валуном, я вижу их цель: укрепленный замок на скалистом холме в центре широкой долины, окруженной похожими на клыки утесами.
Почти на всех утесах высятся сторожевые башни, и их узкие бойницы горят, будто прищуренные глаза диких зверей. Долина ярко освещена, видны кольца защиты.
Я написала три предыдущих абзаца утром в спешке, потому что опаздывала на заседание высшего совета, на котором отец повелел присутствовать. Весь день я вспоминала видение и гадала, что оно могло означать.
Сейчас я только вернулась из кабинета отца. Нынче с ним сложно, но того юношу, каким он был, и его запись и подобие в учебном стансе Горнила я обожаю. И у меня разрывается сердце при мысли, что я считаю более не существующего человека не просто дорогим другом, но единственным, кто понимает мою жизнь и всю предстоящую мне ответственность.
Теперь я боюсь, что когда-нибудь стану похожей на отца, резкой и суровой, полной гнева и упреков. Напоминания о том, каким обаятельным и жизнерадостным он был, только усиливают страх.
