Елизавета Дворецкая - Золотой сокол
— Эй, сосед! — звал из-за тына незнакомый женский голос. — Ранило! А, Ранило! Выгляни-ка, голубчик!
— Старосту зовут! — сказала Каплюшка.
— На ночь глядя-то он кому понадобился? — удивился Пестряйка и тут же нетерпеливо дернул сестру за косу: — Ну, пойдем!
— Чего он дергается! — тут же заныла девочка, ухватив в кулак основание косы, чтобы было не больно, когда тянут. — Дивина! Скажи ему!
На улице снова раздался стук — теперь стучали в ворота к бабке Перепечихе, жившей со снохой и тремя внуками.
— Златица, душенька! — позвал мужской голос. — Покажись-ка, выгляни! Выгляни, красавица! Погуляем с тобой!
Дивина тихо ахнула. Зимобор обернулся к ней. И тут же в их ворота раздался стук, от которого содрогнулся тын.
— Дивина, красавица! — позвал веселый голос молодого парня. — Что спряталась! Выходи, погуляем! Здесь ли ты? Или спишь? Ну, отзовись! Дивина!
Зимобор с недоумением посмотрел на Дивину: за проведенные в Радегоще дни он не видел ни одного парня, который так разговаривал бы с ней. И вид Дивины его поразил: стоя на крыльце, она обеими руками зажимала себе рот, словно удерживая крик, и ее глаза при свете луны казались черными.
По всей улице раздавался стук в ворота, голоса мужчин и женщин наперебой звали хозяев, уговаривали откликнуться. В ночной тишине эти нарочито веселые голоса звучали странно и пугающе; они двигались от леса вверх по улице, к воротам детинца.
— Душа моя, ты спишь ли? — позвал голос мужчины где-то у соседнего двора. — А детки спят? Просыпайтесь, выходите встречать: отец ваш вернулся!
— Батька! — вдруг воскликнула Каплюшка и метнулась к воротам. — Батька наш вернулся!
— Стой! — отчаянно вскрикнула Дивина и кинулась за ней, пытаясь ухватить за плечо, но Каплюшка уже бежала к воротам, крича на бегу:
— Батюшка, я здесь!
Ворота скрипнули и открылись. За ними была темнота и — никого. Девочка, уже добежавшая до ворот, остановилась и даже уперлась ногами в землю от изумления: там, где она ждала увидеть своего пропавшего отца, была пустота. Дивина на бегу протянула к ней руки, но тут девочка дернулась, словно кто-то схватил ее, вскрикнула от неожиданности и пропала.
Дивина коротко ахнула и заметалась из стороны в сторону, ощупывая темный пустой воздух. Зрелище было дикое, жуткое, и Зимобор смотрел на нее со страхом и изумлением — казалось, она внезапно сошла с ума! И тут до него дошло: девочку украл невидимый гость, и Дивина пытается найти их ощупью, потому что увидеть их уже нельзя! А он стоит, как чурбан!
Зимобор спрыгнул с крыльца, в один миг оказался у ворот и встал между створками, чтобы не дать выйти невидимому злыдню, если тот еще здесь. От движения из-за пазухи просочился запах ландыша, и Зимобор вспомнил о венке Младины. Почти безотчетно — надо попробовать, а вдруг поможет! — он выхватил из-за пазухи венок, поднес к лицу и глянул сквозь него.
Темный двор осветился. Венок был как окошко в темной стене, и за этим окошком было гораздо светлее: легко можно было разглядеть каждое бревнышко тына, каждую травинку. А в углу у бани он увидел низкорослого мужика, сгорбленного, заросшего до самых глаз дремучей бородой. Мужик прижимал к себе Каплюшку, широкой ладонью зажав ей рот, но она уже и не дергалась, а висела у него в руках, как неживая.
Прямо перед Зимобором вдруг оказалась Дивина: она не понимала, почему он застыл в воротах и не дает ей выйти. Зимобор крепко схватил ее за плечо; она попыталась вырваться, но он силой заставил ее обернуться, поднес венок к ее лицу и велел:
— Смотри!
Еще не успев понять, что он ей предлагает, Дивина бросила взгляд сквозь венок и увидела тех двоих. На миг она застыла, а потом вскрикнула, выхватила у Зимобора венок и бросилась к ним. На ходу она делала что-то свободной рукой, но Зимобор не понял, что она снимает с шеи мешочек с плакун-травой, пока она не крикнула:
— Ледич, плакун давай! Скорее! На него!
Подбежав, она ловко одной рукой накинула оберег на шею Каплюшке и тут же, бросив венок, обеими руками вцепилась в девочку, которую теперь было видно. Волхидник дико заревел, зашипел, как змей, засвистел и потянул девочку к себе.
— На него! Скорее! Венок подбери! — кричала Дивина, дергая Каплюшку к себе, как куклу.
Зимобор подхватил с земли венок, глянул сквозь него на волхидника — тот тоже его заметил и скалил зубы, как зверь, но не выпускал девочку. Зимобор быстро набросил мешочек с плакун-травой на шею волхиднику, а тот не мог этому помешать, потому что его руки были заняты добычей. Теперь его стало видно и без венка.
— Руби! Голову руби! — кричала Дивина.
Зимобор выхватил меч; волхидник, наконец, отпустил Каплюшку и с собачьей ловкостью метнулся в сторону. Но Зимобор в два прыжка догнал его и ударил мечом по шее. Злыдень упал, но, еще пока тот падал, Зимобор перестал его видеть: должно быть, тесемка мешочка тоже была разрублена и плакун-трава соскользнула с шеи.
На темной земле вспыхнуло синеватое пламя, образовавшее неровное, вытянутое кольцо, похожее на очертания упавшего тела. Волхидник сгорел и больше никогда не встанет.
Темнота вокруг взвыла и загудела множеством яростных диких голосов, как будто быстрый порыв ветра рванул сразу много скрипучих деревьев. Зимобор снова поднял венок и, другой рукой держа наготове меч, выскочил за ворота.
Улица казалась полна людей: чуть ли не у каждых ворот какая-то серая, почти слившаяся с темнотой фигура стучала в створку, называла имена, звала кого-то, закликала голосами родных и друзей, иной раз давно умерших, пропавших, сгинувших... Мужчины, женщины, но в основном женщины и старухи, они все казались неуловимо похожи, и у всех были какие-то диковатые лица, похожие на морды зверей — жадные, бессмысленные, холодные.
Зимобор взмахнул мечом и быстро очертил в воздухе перед собой резу Перун, потом развернулся и перечеркнул руной пространство позади себя. Вой взвился еще выше, достиг немыслимой высоты и пронзительности и разом умолк.
Волхиды исчезли, словно их и не было. Зимобор стоял на совершенно пустой улице перед раскрытыми воротами, с венком в одной руке и обнаженным мечом в другой. Меч был чист, ландыши венка одуряюще благоухали. Казалось, его внезапно разбудили от кошмарного сна. Напряжение разом спало, откуда-то накатилась лихорадочная дрожь, от которой даже зубы застучали; разгоряченный, взмокший, он вдруг почувствовал себя таким усталым, как будто в одиночку целую ночь сражался против целого войска.
Нет, не в одиночку. Вдвоем.
Вспомнив о Дивине, Зимобор пошел назад во двор. Дивина сидела на земле перед погребком, держа в объятиях Каплюшку. Зимобор убрал меч в ножны и поднял девочку. Та была без памяти. Дивина тоже встала, но продолжала держаться за девочку обеими руками, будто боялась, что ее снова украдут.
