Александра Лисина - Серые Пределы
— Ты что, ВИДЕЛ?!!! — внезапно вскинулся Белик. — СМОТРЕЛ через меня?!! СЕЙЧАС?!!!
— Да. Прости, я случайно.
Траш вдруг яростно рыкнула и хищно припала к земле.
— ВСЕ видел?!!! — в зеленых глазах мальчишки вновь вспыхнула дикая ненависть, а в маленьких руках сами собой появились ножи. Вместе с ним хмера выпустила когти и играючи раздробила несколько твердых валунов в мелкую пыль. — Я… я убью тебя!!! Мерзавец!! Урод ушастый!! Нелюдь проклятая!!! Как ты посмел испытывать на мне свои чары?!! КТО ТЕБЕ ПОЗВОЛИЛ?!!!
Таррэна буквально снесло налетевшим вихрем, снова сильно ударило затылком, прижало и буквально вдавило в камень. В ту же секунду к горлу прижалось холодное острие, в горящих ядовитой зеленью радужках Гончей полыхнуло поистине ледяное пламя, а рядом с ней предупреждающе заворчала взбешенная хмера, властно прижимая когтистой лапой трепаную черную голову кровного врага. Они действовали, не сговариваясь, снова с потрясающей синхронностью — злые, как демоны Черных Земель, и такие же смертоносные. Дикая хмера и ее маленький побратим, которые вспыхнули от гнева за какое-то жалкое мгновение. Кто был первым? Кто не удержался? Неизвестно. Но теперь только шевельнись, только дернись, и маленькая стая больше не будет терпеть — разорвет на части, спалит и развеет по ветру, потому что гневное урчание Траш уже почти слилось с бешеным рычанием Белика. Кончик ее хвоста давно выпустил наружу смертельно опасный шип, и теперь он нервно гулял перед самыми глазами ненавистного эльфа, ее лапы чуть согнулись, готовясь к прыжку, страшная пасть вновь показала клыки… кажется, эта ярость была действительно общей, и юный Страж сейчас едва сдерживался. Тоже — за двоих.
Таррэн не сопротивлялся.
— Прости, малыш, я не хотел, — шепнул он беззвучно, понимая, что от гибели его отделяет лишь тонюсенький волосок, но все еще помня звенящий долгим эхом пронзительный детский крик: "Лита!!" — Прости… мне жаль, что так вышло.
Мальчишка странно вздрогнул, в упор взглянул в безупречное лицо Перворожденного, искаженное внутренней болью, и вдруг увидел, что эта боль была искренней. Острой. Очень сильной. И по-настоящему мучительной, потому что Таррэн зачем-то решил разделить ее с ним. Что он добровольно пережил сейчас те страшные сутки, которые даже спустя два десятилетия упорно возвращались в кошмарах. Что тоже почувствовал холод чужого лезвия на своей коже, узнал равнодушный голос сородича и его жестокое лицо, от которого бросало в дрожь и начинало скулы сводить от ненависти.
— Прости…
— Заткнись! Заткнись, заткнись, заткнись!!! Ради всего святого, заткнись, или я… просто не… смогу… — задрожав всем телом, Белик вдруг выронил оба ножа, каким-то чудом не распоров ненавистному Темному брюхо, и с силой обхватил руками виски. Он до боли зажмурился, едва не взвыл от волнами накатывающих эмоций, что повелевали, просто требовали убить проклятого эльфа — немедленно, раз и навсегда. Затем медленно сполз на землю, сжался в комок и, наконец, замер, тихонько раскачиваясь и что-то быстро шепча сквозь намертво сомкнутые зубы.
Траш нерешительно застыла, не смея перечить хозяину, но и от поднимающегося Темного не в силах отвести взгляда. Он — враг, говорил ее прежний опыт. Опасный враг, которого надо уничтожить. То, чему нет места на этом свете. То, что должно умереть. Здесь, сейчас. За то, что сотворили когда-то с Беликом, за его исковерканную жизнь, изуродованную душу, за разрубленное ухо, за погибшую стаю, за Тропу, за Огонь, за все-все, что с ними было… смерть!!!
— Хватит, перестань… — измученно простонал пацан, уткнув голову в колени. — Траш, не надо! Остановись!! Не делай этого!! Он нужен нам, очень нужен… всем… пожалуйста, успокойся… Траш…
И хмера, наконец, опомнилась — перестала сверлить эльфа ненавидящим взором, виновато опустила глаза и, тихонько муркнув, скользнула к непрерывно вздрагивающему мальчишке. Осторожно обернулась вокруг него, успокаивающе задышала в ухо и просительно заскулила. Словно извинялась на свою вспышку. Но Белик не услышал — не поднял головы, не повернулся: кажется, полностью ушел в себя, чтобы хотя бы так удержать вспыльчивую подругу от неминуемого убийства.
Траш заскулила громче, настойчиво теребя его за плечо, мягко толкнула носом, стараясь привлечь внимание, и всем видом говорила: я уже не злюсь, я все помню, больше не буду… а он только свернулся клубком и измученно прикрыл веки, почти перестав дышать.
Таррэн, почуяв неладное, быстро подошел.
— Р-Р-Р-Р!!!
— Да тихо ты! — неожиданно гаркнул эльф, заставив гневно вскинувшуюся хмеру удивленно присесть. — Не видишь, ему плохо! Твоя злость слишком сильно ударила по разуму! Совсем с ума сошла?! Надо было сразу бросаться, а не ждать разрешения, тогда бы он не успел взять все на себя, а теперь… с'сош!! На вас же узы висят!! Ты о чем вообще думала?! Смерти его хочешь?!!
Траш озадаченно потрясла головой, не понимая, откуда у дерзкого ушастого взялось столько смелости, а потом неуверенно рыкнула. Нет, причинить боль своему малышу она никак не желала. Просто опять увидела его рядом с Темным, слишком близко, почти на грани, вспомнила прошлое и не сдержалась… неужели из-за ЭТОГО ему так плохо?!!
Белик, не приходя в себя, тихо застонал.
Она попыталась прижаться боком, забрать, вернуть свою неожиданную ярость, чтобы малыш не мучился, хотя бы чуть-чуть ослабить узы, но он не позволил: намертво сжав зубы и стиснув до боли кулаки, упрямо сдерживал бушующий внутри ураган их общей ненависти. И это его убивало.
— Дай, я попробую, — неожиданно властно отстранил громадную зверюгу эльф. — Если уж один раз получилось пробить эту защиту, может, получится снова? Гарантий, конечно, никаких, но… под руку не лезь! И за дорогой следи, чтобы ни наши, ни чужие подобрались: то, что я собираюсь делать, никто не должен увидеть! Поняла?!
Хмера глухо заворчала (он много себе позволял!), но уходить не стала, а, напротив, прижалась костяным боком к дико раздраженному Темному и так застыла, настороженно поводя чутким носом по сторонам.
— А ведь верно, — запоздало спохватился Таррэн. — Рядом с тобой магия почти не чувствуется. Умница!
Траш презрительно фыркнула, но он уже не услышал: приподняв голову Белика, с силой надавил пальцами ему на виски, обратившись к своему второму сердцу (чуть не впервые за последние два века!) и молча попросив о помощи. Тонкие нити Единения он увидел почти сразу — невесомые, почти прозрачные, но невероятно крепкие, которые плотным коконом укутывали пострадавшего мальчишку и тесно связывали его с обеспокоенной хмерой. Причем, уже очень давно. Так, как бывает между кровными родственниками — сестрами, братьями, родителями. Так, как когда-то было и с ним, до тех пор, пока старший брат не решил разорвать бесполезную связь.