Три сестры. Диана (СИ) - Сдобберг Дина

Жизнь вроде вошла в ровную колею. Да и нашу страну отпускала проклятая лихорадка. На лето к нам приехал Миша. И не один. Яне было тридцать два, у неё был сын Паша от первого брака. Любопытный и озорной семилетний мальчишка. Паша заливался, когда видел как здоровенный алабай осторожно толкает лапой заснувшего и потому переставшего мурлыкать Баюна.

— Наконец и ты собрался меня снохой порадовать? — спросила я сына, пока Яна крутилась вокруг Али, укладывая той косу вокруг головы.

— Ну, а почему нет? Мне хорошо с ними, и они меня приняли. Со всеми моими загонами. Сейчас вот приеду, документы в порядок приведу, и можно жениться будет. — Обнял меня Мишка. — А то я как тогда в госпитале сделал наполовину, так и живу. С двумя фамилиями.

— Я очень за тебя рада, — улыбалась я. — Паша на тебя всё время оборачивается, взглядом ищет.

— Ага, и на сестрёнку мы его маму вместе уговариваем, — засмеялся сын.

Но этим планам не суждено было сбыться. И документы он привести в порядок не успел. Началась вторая Чеченская. И десантники Псковской дивизии были направлены туда почти сразу.

Двадцать девятого февраля двухтысячного года, в день своего рождения, хоть я его и не отмечала из-за даты гибели папы, я не могла найти себе места. Словно воздуха не хватало. К вечеру первого марта я уже точно ощущала, что случилась беда. И когда по телевизору прозвучали новости о бое в Аргунском ущелье, я уже всё поняла. Как когда-то его отец, Миша и его сослуживцы упёрлись и не пропустили врага. Заплатив самую высокую цену. И те ребята, что стояли на проклятой высоте, ставшей легендарной. И те, что прорывались на помощь с соседних высот. И те, пятнадцать мальчишек, что прорвались и купили своей жизнью ещё два часа боя. И те, кто бил с других позиций, отвлекая на себя хоть немного сил боевиков. Вся страна узнала, что наша армия ещё жива. И офицеры, настоящие офицеры, ещё есть.

Две недели спустя, мы были на похоронах Михаила и его сослуживцев. Погиб и его друг и сослуживец ещё по Афганистану, Марк. Его жена и дочка просто сливались по цвету с воском поминальных свечей.

— Вот, имён-то гораздо больше, чем объявили. Опять скрывают потери, — ехидно шептались за спиной.

— А почему вся слава только шестой роте, там и другие отличились, — зло неслось с другой стороны.

— Не верю, не верю. Рыжик мой, — рыдала рядом чья-то мама, а с фотографии рядом с гробом улыбался ярко рыжий молодой парень. — Может, как с Колей, ошиблись? Ой, а кому же тогда такое горе?

Как я позже узнала, вызвавший огонь на себя лейтенант Романов.

И Костя, с почерневшим лицом, что-то шепчущий, низко наклонясь к гробу брата. Боевики старательно стреляли даже погибшим десантникам в лицо, то ли из мести, то ли чтобы сложнее было опознать. Мишу опознали по шраму, полученному в Афгане.

По приезду домой, я вообще запретила упоминать день моего рождения. Слишком много бед рядом с этой датой.

— А вы что, так с медалями и орденами и похоронили? — удивилась сноха. — Я ещё на похоронах свёкра не поняла этого. Зачем? Документы же остались, а это как ниточка…

— Я тебе больше скажу, дедушку хоронили еще и с нашими с бабушкой фотографиями, — перебила её Аля. — Он их при жизни носил, и мы решили, что и в последний путь с ними. И? Тебе вообще не стоит переживать ни за медали, ни за ордена. Тебя они не касаются! И уж точно не тебе решать, как с ними поступать.

Ссору снохи и внучки прервала я. И снова, на долгие пять месяцев я оказалась прикована к постели. А внучка снова меня выхаживала, наплевав на выпускной класс, выпускные и вступительные экзамены, поездку с одноклассниками в Питер и вовсе отменила. Я долго удивлялась как она вообще смогла сдать.

Поэтому почувствовав холодок в затылке и знакомое щемление в груди, я уже поняла. В этот раз Старуха с косой точно придёт всерьёз.

— Что, Баюн, проводишь меня? — гладила я громко мурлыкающего кота и смотрела на ещё спящую перед праздничной суетой часть.

Глава 36

Осознание, что настал мой последний день, пришло быстро. Но не принесло ни страха, ни сожалений. Лёгкая грусть, что придётся прощаться. Воспоминания, и без того наполняющие квартиру. И благодарность к судьбе, что дала дожить до преклонных лет, позволила довести внучку до порога взрослой жизни. Подержать на руках первого правнука. Полгода назад Игорь стал дедом, Света назвала мальчика Владом в память о семейной легенде.

— Родится дочь, назову Хюррем. Ну, чтобы все семейные легенды уважить, — смеялась Аля.

— Вот увидишь, у нас с тобой ни одной девчонки не будет, будем мужиков рожать, — отвечала ей Света.

Старшая внучка выросла хохотушкой, очень напоминая по характеру Игоря. Такого большого, опасного с виду, и такого добродушного на самом деле. Даже первый, очень ранний, но неудачный брак её не испортил. Мужа она выставила вон через четыре месяца после свадьбы. И даже знание о беременности, её решения не изменило.

— Мне волноваться вредно, а от этого мужа одни нервы, грязь по всей квартире и звонки о непонятных долгах. — Фыркала Света. — Попутал парень мальца, это бабушка у меня педагог, а я учусь в политехе, специализация двигатели внутреннего сгорания. Могу только гаечным ключом отоварить!

— А ты думаешь, что словарём Даля по затылку получить не больно что ли? — хохотала Аля.

У меня был длинный путь, и мне не было стыдно за то, как я его прошла. И до последнего дня моя жизнь была наполнена смыслом. Я достала альбом с самыми старыми фотографиями. Их немного, но каждая из них для меня важна.

— Я выросла, папа. — Провела пальцами по пожелтевшей фотографии отца. — Уже и состарилась. Но после меня остаются те, кто о тебе знает и помнит.

Почти до вечера я рассматривала фотографии, словно заново перелистывала свою жизнь. Вот одна из последних страниц. Это внучкины фотографии, из Лондона. Совсем другая, и одновременно так похожая на серьёзную малышку с короткой стрижкой на ранних фотографиях.

Баюн потëрся о мою руку крупной головой и направился к окну, соскочив с дивана. Тяжело поднявшись, подошла к окну и я. Без пяти семь. Моргнув, погасли все фонари в части. А потом, ровно в девятнадцать ноль-ноль, как было заведено ещё при Гене, часть вспыхнула разноцветными гирляндами.

Сердце щемило уже около часа, и я вызвала скорую. Слишком хорошо я узнавала эти ощущения. Внизу под окнами стояла машина младшего сына. Видно приехали прямо перед зажиганием гирлянд. Костя и Аля, приехавшие за мной, вышли из машины. Следом подъехала скорая. Внучка резко подняла голову к окну и пулей сорвалась в подъезд. Словно почувствовала, что это ко мне.

Стук металлических набоек на шпильках был слышен на весь подъезд. Частый на лестничных площадках и семь ударов на ступеньках. Каждый пролёт ровно пятнадцать ступенек, значит бежит через одну. Поворот ключа.

— Внимание, внимание, на горизонте буря обнимания, — произнесла я, гладя мурчащего кота.

— Бабушка! — скидывает короткую дублёнку, влетая в комнату, Аля. — Что?

— Бабушка это кто, предмет одушевлëнный значит вопрос «кто», — шучу я.

Приехавшие фельдшеры сразу сообщили о необходимости госпитализации. Я не спорила. Аля тут же начала собирать сумку. И только я заметила, как во всеобщей суете вовнутрь сумки пробрался Баюн. Недолгий спор возник только в чистой палате на одного пациента. Конечно, платная. Я даже не удивилась. Как и любезности медсестёр, побеспокоенных прямо перед новым годом.

— Я останусь здесь. Ты что, одна собралась встречать Новый год? — спорила Аля.

— Ну, одна точно нет, — осторожно скосила я глаза под кровать, где словно специально для Али, блеснули кошачьи глаза. — А вот тебе точно здесь делать нечего. Мне сейчас поставят капельницу, лекарства дадут. И я буду спать. А завтра вы уже приедете. Привезёшь мне пирожное-полоску и лимонад? Кстати! Совсем забыла, я же не приготовила тебе подарка. Возьми.

Я сняла с ушей тяжёлые золотые серьги.

— Бабушка, это же тебе дедушка подарил, — странно было бы, если Аля нашла у меня какую-то вещь, о которой ничего не знала бы.