Ариш и Маг. Отсвет феникса (СИ) - "Стефнклэр Аманди Джоан"

Его выдержка — сталь, её неуступчивость — ужас. Чтобы отвлечь от плотских поползновений, пришлось сказать о якобы стоящем в умывальной силовом барьере, через который даже архимаг не заглянет.

Так противоестественный напор исчерпал себя, и Ариш приступила к омовению, выставив его прочь. Но слух-то при нём. Дверь — липовая преграда. Поэтому, невольно прислушиваясь к плеску воды, он представлял, как струи стекают по обнажённому девичьему телу, огибают топорщащиеся соски и, огладив выемку пупка, ласкают…

— Совсем свихнулся! — бормотал себе под нос Лер, отчасти довольный, что отстоял право нормальной первой ночи, когда Ариш по собственной воле придёт к нему, признав симпатию и взаимное притяжение. Но тогда он точно не будет столь милостивым и пошлёт целибат лесом. Только сегодня не тот случай.

Ариш на себя не походила, и интуиция подсказывает, что тому виной недавнее происшествие. Почему она оказалась без сознания на балконе? Тёмной дымки он не уловил, лишь налёт безобидного сонного порошка. Однако влияние на неё всё-таки было оказано, в нём и кроется причина несвойственной девушке настойчивости и игнорирования его отказа. Жрица в здравом рассудке никогда не пойдёт против воли клиента ни словом, ни делом.

«Неужели внушение, не вызывающие отторжения и настроенное на подавляемые чувства? — Ариш ведь не боролась с желаниями, а плыла по их велению…» Наверняка, именно в этом дело. Инстинкты его не подводят. Скорее, выводят из равновесия.

Поэтому Лер принимал ледяной душ, когда мисс освободила умывальную и скрылась из виду, оставив его разбираться с весомыми проблемами. А вернувшись в комнату, он застал вздорное создание мирно посапывающим на второй половине кровати. Доверчивая и милая. Его Ариш, что-то бормочущая во сне и улыбающаяся безмятежно.

И вот сейчас наблюдая за нею, беззащитной в своей открытости, он некстати ощущает пробуждение тёмной эмоции, прорывающейся на поверхность сквозь блокаду оберега.

«Она ублажала барона!» — мрак на секунду поглощает разум.

Пятерня в волосы — шумный выдох. Самоконтроль восстановлен.

Ариш и барон… Было. Ему ли не знать?

Сколько бы душа короля ни ярилась, сколько бы его самого это ни задевало, он давно осознал, что сам всю эту кашу заварил, не забрав Ариш из обители, пока она была послушницей. А служение жрицы — есть основа жрицы. Особенно Шальэ. Со всеми минусами и плюсами.

Обязанности храмовницы ограняют личность девушек Храма Амунаи. Ариш не исключение. Полученные в обители навыки позволяют ей раскрепощаться при необходимости, демонстрировать свободу, играть разнообразные роли. Именно эти немаловажные качества помогли ей столь легко вжиться в образ влюблённой нимфы, пылающей страстью и принимающей страсть в ответ.

Образ, который не совсем пропитан ложью. Сегодня жрица не просто играла. Она жила. Горела, пылала, отдавалась чувствам. Была собой, не подозревая об этом. И всё же…

«Сколько в её порыве от королевы? От таящейся внутри души?» — тишину полутёмной комнаты тревожит усталый вздох.

Наклонившись, Маг нежно целует спящую девушку в щёку. Он позаботится, чтобы их общая цель была достигнута с наименьшими потерями. Уничтожение барона повлечёт избавление от участи альху. Когда это произойдёт, они станут самими собой, и можно будет вновь заговорить о любви. Поэтому никакой спешки. Посторонних в их постели не будет.

Откинувшись на спину, Лер глядит в ночную темень. Вспоминает прошлое, привнесённое в разум Свенью. Ариш тогда не отталкивала Орокиоса, хотя всеми силами старалась его избегать. Рядом с ним она была спокойна: ни страха, ни отторжения.

— Без половины сердца — нет любви! — сказала она недавно.

И оказалась права. Орокиос — его «белая тень». Свень бастарда — составная личности, отражающая глубинный оттенок души и порой являющаяся самой душой. Вытесненная вовне с поглощением души Нэрьярда Висталя, много лет назад она обрела самостоятельную форму в обители, а встретив там Ариш, полюбила.

Сейчас, пока у Лера есть оберегающий амулет и поддержка богини Амун, частичное единение со Свенью питает его светлыми воспоминаниями и чувствами. Наполняет теплом, нежностью, любовью. Но это ненадолго. Сарис Марис перед балом предупредила, что он просто выиграл отсрочку. Оберегающая сила скоро иссякнет, так как слишком мало существует в мире артефактов, способных сдерживать альху так долго. А когда заслон рухнет, им с Ариш придётся пожинать последствия. Только он всё равно не сожалеет, что применил обереги. Благодаря им и Орокиосу в его казалось остывшем сердце ожили подзабытые эмоции.

Маг указательным пальцем поддевает светлую прядь разметавшихся по подушке длинных волос Ариш. Подносит к лицу. Запахи лаванды, нежности и солнечного лета. Именно они привлекли Орокиоса. А затем его призвал яркий, манящий, освежающий Зов.

Хотя на самом деле было два призыва. Один — для Свени, второй — для Лера Разова. Орокиос соприкоснулся с прекрасным, а он сам в угаре монаршей ненависти увидел в явившейся однажды ночью «птице зова» раздражающую назойливость, отвлекающую от мести.

Последние две недели эта разница в восприятии его сильно тяготила. Именно поэтому он разыграл сегодняшнее представление. Не из-за архимага, который прекрасно видит, что они ещё не повязаны единством. А ради себя самого, пожелавшего заглянуть в душу той, что отныне важна, как никто и никогда.

И его ожидания не были обмануты — Ариш открылась. Пусть по чужому странному наущению, пусть не ведая этого, она позволила вдохнуть запах ранней весны. Ещё немного и почки преобразятся в нежные, благоухающие, чувственные цветы — отсветы взаимности, которая никогда не предаст глубинного единства любящих душ.

Глава 11

Горьковато-сладкие благовония. Ими пропахла просторная моленная во владениях Грёжес. По словам абонессы, здесь тьма бесправна. Почему тогда на деле я наблюдаю разъярённого донельзя Мага? Такой дикости в его почерневших глазах отродясь не видела и впредь не желаю видеть. Виновата сама. Ради нашего лучшего взаимопонимания невесть под каким мороком я возжелала встретиться с яростью Нэрьярда Висталя лицом к лицу и принять её.

Свои мысли озвучила по дороге из дворца и получила отказ. Маг запретил снимать обереги, сославшись на опасные последствия. Но внутри меня невесть откуда взвилось слепое упрямство, питаемое противоестественным желанием обязательно это сделать. В итоге я сглупила. Когда мы вернулись домой, заманила мужчину в моленную и сняла защиту с нас обоих.

И нагрянули неприятности.

В который раз с проворностью кошки отпрыгиваю от Мага, чья ярость безмерна. Я на пределе. Физически и душевно. Сама виновата! Незачем было выпускать монстра на свободу! Но бездна попутала. От тёмных сил в стенах святилища спрятаться можно, а вот от обезумевшего монарха в обличье Лера Разова — вряд ли.

— Танцуй, Ари!.. — слышу в который раз.

У Нэрьярда Висталя пунктик по танцам? И в обители, и сейчас…

— Нет! — бросаю безрассудный вызов.

На свой страх и риск отхожу к стене, где с достоинством прислоняюсь к белому мрамору. Скрестив руки на груди, вздёргиваю подбородок.

— Ар-и-и-и!.. — рычит зверь в человеческом обличие.

Пронизывает пугливая дрожь.

— Мистер Маг, успокойтесь, — с ним сейчас необходимо разговаривать ровным и увещевательным тоном.

Или нет?

Он налетает ураганом, хватает за плечи, встряхивает.

— Подчинись!

Серьёзно?

— Нет!

— Опять ты…

Остаток фразы глушит невнятная ругань, а от изливающего мрак взгляда хоть сейчас в обморок. Только я не собираюсь изображать чувствительную мисс. Ни за что! Сохраняю спокойствие.

А вот агрессора заносит. Он со мною обращается, словно с сосудом, из которого стремится вытрясти душу — монарх через «оболочку» взывает к королеве? Впервые серьёзно задумываюсь, что король точит зуб не на меня. Просто я на виду, а супруга остаётся где-то глубоко внутри и не подаёт признаков присутствия. И возникает вопрос — почему? Подселенец Мага открыто себя проявляет, а свою душу-альху если и ощущаю, то как-то поверхностно. Мысли и чувства привычные. Даже сняв оберег, не стремлюсь, как в первые дни, яростно спорить. Прежнего накала страстей не испытываю, лишь сожаление и нежелание уступать. Возможно ли, что это сожаление и есть реакция королевы?