Виктор Бурцев - Святой остров
Названия, однако, не было видно, и Енски-младший перегнулся сильнее, становясь на носки.
– На… На… – пытался он разглядеть буквы. – На…
Яхту качнуло.
Носки ботинок оторвались от палубы, и Гор на мгновение оказался в крайне неустойчивом положении. В желудке все перевернулось. Жирно поблескивающая вода с плавающими по поверхности окурками оказалась совсем близко.
«Наяда», – прочитал Гор золотые буквы на белом борту. – Мне крышка!»
Последняя фраза уже не являлась названием яхты, а только собственным выводом, сделанным на основе мимолетного анализа неустойчивости своего положения.
Он уже собирался ухнуть в воду, как чья-то рука крепко ухватила его за ремень, царапнув по обнажившейся коже ногтями.
– Вам плохо? Мы же еще не плывем, – сказал по-английски нежный девичий голосок с милым, мягким выговором.
Гор, придя в исходное положение, повернулся к своей спасительнице. В пору было сгореть со стыда. Герой! Едва не ухнул за борт! И где? В порту! В довершение ко всему спасен девушкой… Если бы Енски-младший был суеверен, то, наверное, тут же взял бы билет на обратный рейс в Лондон, оставив в стороне мечты о «Тайме» и о карьере журналиста вообще. Но характер Гора был выкован в кузнице, где орудовал умелый и беспощадный к материалу кузнец Алекс Енски. А прошедшие эту школу люди никогда не верят в приметы, какими бы плохими они ни казались.
– Вам плохо? – спросила близняшка Яна (в чем Гор был не совсем уверен), озадаченная его долгим молчанием. – Что-то случилось? У меня плохое произношение?
– Нет, нет. – Гор быстро приходил в себя, приглаживая прическу и осторожно оглядываясь по сторонам, не видела ли его позора Бетси. – Все в порядке. У меня очень хороший вестибулярный аппарат и вообще… Хотел разглядеть название яхты.
Гор галантно предложил Яне (если это, конечно, была не Оля) руку, и они пошли на корму, являя собой как бы противовес Бетси МакДугал, собравшей мужскую компанию на носу.
– Я журналист, буду описывать этот поход. Полагаю, что мои материалы будут напечатаны в «Тайме», если я, естественно, соглашусь на их условия…
– О! – вскинула Яна густые брови домиком. – Вы журналист? Как интересно! Я знаю, что журналисты бывают в разных горячих точках и в просто интересных местах. Расскажите, я так люблю истории! К тому же мне нужно практиковаться в английском, потому что Ольга его совсем не знает…
«Значит, Яна!» – торжествующе подумал Гор, обрадовавшись, что теперь он знает признак, по которому можно запросто отличить одну девушку от другой.
– …много читаю. Стараюсь, чтобы книга была в оригинале, а не адаптация. Но не всегда можно достать. Очень люблю фантастику. А вы?
– Я… – Гор сделал неопределенный жест, ища удобный выход из ситуации. – Я иногда читаю. У меня очень мало времени. Много работы, понимаете…
– О! Я понимаю. Наверное, много путешествуете? У вас такой уверенный взгляд…
Енски-младшему показалось, что его кто-то накачивает воздухом изнутри. Было чрезвычайно приятно иметь уверенный взгляд и выглядеть более значительным, чем ты есть на самом деле.
– Да, мне случалось бывать в разных путешествиях, – произнес он с интонацией, которая, по его мнению, должна быть у бывалого путешественника.
– Вы расскажете? – Яна затаила дыхание, заглядывая Гору в глаза.
Тот выдержал паузу.
– Конечно! – Он снова выдержал паузу и добавил со значением: – Если у нас будет такая возможность…
Яна даже застонала. Гор чувствовал себя в ударе.
– Отправляемся, – закричал Мягков с носа яхты. – Капитан идет!
Яна куда-то убежала, Енски-младший рассеянно проводил взглядом ее крепкую ладную фигурку. Больше всего его внимание привлек новый персонаж, появившийся на сцене.
Капитан!
Издалека могло показаться, что это настоящий морской волк неспешно идет по пирсу – уверенной, хотя и не слишком твердой походкой бывалого моряка. Борода, черный тоталитарный френч, застегнутый под самое горло, несмотря на жаркую погоду. Гор подошел к трапу, чтобы лучше разглядеть эту внушительную личность.
Енски-младшему, сознание которого находилось под наркозом женских чар, хотелось сделать что-то приятное капитану. Ну хотя бы поприветствовать его на понятном ему языке. Глупость, которую можно было простить, только учитывая то деструктивное влияние, которое оказала на хладнокровного англичанина «горячая дивчина».
– Здравствовать, капитан! – выпалил Гор, собрав воедино все свои знания по русской словесности. И только тут заметил, что у капитана в ушах миниатюрные наушники от сd-плеера.
«Эффект пропал», – разочарованно подумал Гор.
Но капитан развеял его напрасные надежды.
Посмотрев мутным взглядом на нахального англичанишку, он непонятно выдал, решительно рубанув рукой по воздуху:
– Glagoly! Uchit!
И, восстановив устойчивое равновесие, по-прежнему достойно прошествовал на борт, оставив после себя стойкий запах виски.
– Ольга сказала, что он был раньше преподавателем русского языка, – пискнула за плечом всезнающая Яна. – А потом бросил все и ушел в море.
Гор ничего не ответил, он старался понять, что же играло так громко в наушниках капитана-преподавателя… Что-то до боли знакомое. Язык не английский, не французский, но… Немецкий!
«Боже мой, – ошарашенно подумал Гор. – Он же слушает „Рамштайн». Вот это прогулочка!..»
Словно подтверждая его слова, раздалась команда:
– Otdat koncy!
Яхта отошла несколько метров от пирса, и в висящие на перилах капитанского мостика динамики хлынуло разудалое:
– Asche zu ache! Ache zu ache, und Staub zu Staub!
«Отец мой, где ты?!» – внутренне возопил Гор, считающий всех поклонников этой группы скрытыми нацистами.
Гор недаром вспомнил своего отца. За день до описанных событий Алекс Енски, окончательно замучив докторов своей хворобой и своими требованиями, вдруг ощутил в себе прилив сил и страстного желания покинуть опротивевшие донельзя больничные стены. Лечащий врач не слишком активно сопротивлялся этому душевному порыву, предупредив, однако, что не может с момента выписки мистера Енски из больницы ручаться за его здоровье.
– Напрасно вы так думаете, – обнадежил его Енски-старший. – Наша судебная система еще способна встать на защиту невинного потребителя. К тому же врачебный произвол, творящийся в больницах Великобритании, давно пора пригвоздить к доске позора. Я уезжаю в другую страну, и вы должны быть заинтересованы в том, чтобы поддержать имидж британской медицины на международном уровне. Я, и никто иной, являюсь образцом вашей работы, дорогой доктор. И не дай бог вы допустили брак! Тогда можете сразу вызывать своего адвоката…
Говорят, что после ухода Алекса Енски из больницы к главному врачу был вызван кардиолог, который долго щупал пульс, мерил давление, клал на стол какие-то лекарства и задумчиво качал головой.
