Ольга Онойко - Далекие твердыни
— Что случилось? — вдруг спрашивает он серьезно.
— Ты о чем? — теряется Рэндо.
— У тебя на лице следы, — Маи стоит к нему лицом и хмурится. — Заклятия?
— Да. Был… неловкий случай. На защиту пришелся сильный удар.
— Брось канон Даро, — сурово велит Ундори, и Хараи фыркает от смеха, глядя, какую недовольную мину строит друг. — Брось эту древнюю дрянь. Я даже по следам вижу, что ты расписывался по Даро. Придумана сотня канонов, но ты пишешь самый примитивный.
— Я вообще человек простой и грубый.
— Да, только от сохи… господин наместник, — Маи весело скалится. — Канон Тавери, Рэндо. Убедительно тебя прошу. Силы не меньше, но — никаких ожогов. Мы пришли.
И он распахивает дверь.
Точно не было этой четверти века… Хищный, тигриный блеск глаз Ундори чуть меркнет, лицо его становится мягче; он кажется совсем юным в полутьме своей лаборатории, освещенной лишь россыпью огоньков. Маи проходит вдоль стен, и там, где он идет — зажигаются свечи. Белые мыши тихо попискивают в клетках, кролики сидят, прижав уши. Рэндо вспоминается, с чего началась ученая карьера Маи: он создал новую базовую схему, которая стала основой целого букета медицинских заклятий. Многим болезням нервной системы пришлось отступить благодаря ему. Офицер Ундори конструировал боевое заклятие, но случайно создал исцеляющее…
— Это мое сердце, Рэндо, — тихо говорит он, и Хараи вздрагивает: голос Маи звучит так тепло, что ему становится больно. — Это место.
— Ты работаешь над чем-то медицинским? — спрашивает Рэндо, пытаясь избежать неловкости. — Я вижу, мыши… контрольная группа и опытная группа. Правильно?
Маи сощуривается.
— Кто-то клялся, что все забыл. Правильно.
— И каков результат?
— Мыши из первой контрольной давно передохли. Это вторая контрольная. Я применил на них все известные укрепляющие заклятия — стимулирующие иммунитет, замедляющие старение… они одряхлели, но еще бегают. Опытная группа, если не попадется коту, переживет меня.
— Продление жизни, — вполголоса говорит губернатор; у него захватывает дух, он смотрит на друга почти благоговейно. — Вот над чем ты работаешь…
Глаза Маи светятся в полутьме.
— Нет, Рэндо. Бессмертие.
* * *Дом полон запаха Желтоглазого.
Это не только запах его тела — это аура его мыслей, странных и жутких, и еще аура страха, который испытывают перед ним его жертвы. Запах пробирается в ноздри и мучает мозг. Даже Тайс, которому посчастливилось никогда не бывать в руках Желтоглазого, чувствует это: он притих и идет позади. Кажется, если сейчас Аяри начнет приказывать ему, он будет повиноваться.
Аяри стоит невероятных усилий бороться с собственным страхом — и с воспоминаниями, от которых все внутри сжимается и цепенеет. «Желтоглазый не придет сюда, — думает принц, — он сейчас с Хараем», — но от этого не становится легче. Наконец, Айарриу понимает, что боится не своего мучителя, а всех тех опасных вещей, которые он обещал показать губернатору. Если полковник Ундори решит использовать их, чтобы избавиться от неудобного друга…
Законы Уарры не похожи на законы островов. На континенте есть люди, чья власть превосходит власть наместника, тем более — Желтоглазого. Последний побоится совершить открытое убийство, ибо по закону за него полагается казнь. Но эти законы для принца чужие, он не верит в их силу, и тревога не оставляет его.
Айарриу останавливается. Эн-Тайсу стоит у него за спиной и ждет.
— Расспрашивай слуг, — говорит Айарриу. — Я не умею говорить с людьми.
— Куда ты пойдешь? — спрашивает Эн-Тайсу.
Айарриу оборачивается и смотрит ему в глаза.
Эн-Тайсу отступает на шаг.
— Хорошо, — говорит он.
Эле Хетендерана мог бы порадоваться своей неожиданной власти, но ему — и тиккайнаец понимает это, именно поэтому он подчиняется, испытывая подобие уважения перед твердостью чужой воли, — ему слишком страшно.
Он поворачивается и идет назад.
…Минуту назад ноздри Айарриу уловили запах человека: старого, больного, не владеющего магией и совершенно не испытывающего страха перед Желтоглазым. Человек прошел неподалеку. Запах его был омерзителен для чуткого носа айлльу, принца затошнило, когда он распознал все болезни, поселившиеся в теле человека к исходу шестого десятка лет его жизни — но в густом покрове живой гнили различались иные нотки. Они были слабы; Айарриу предположил даже, что чует их лишь потому, что хочет чуять, но потом убедился: несколько минут назад слуга находился рядом с айлльу.
Желтоглазый привез из Золотого города целый обоз клеток… Так сказал Тайс, и Аяри ему поверил. У Тайса в запасе было достаточно жуткой правды, чтобы лгать. А потом и Харай сказал, что хочет увидеть айлльу из города. Он собирался взять их под свое покровительство. Услышав это, Аяри так растерялся, что промолчал, хотя следовало упасть в ноги… «Я поблагодарю его потом, — решил он, поразмыслив. — И я поговорю с ними первый».
Эн-Тайсу собирался говорить со слугами Желтоглазого. Туземцы, которых тот нанимал, все не отличались большим умом; Желтоглазому нужны были такие слуги, чтобы не владели магией. Хитроумный и скользкий, как угорь, Тайс полагал, что у них можно будет выведать что-то о встречах Ундори и его приказах. Он умел втираться в доверие.
Айарриу думал о своем городе.
…Идти по гнусному запаху больного тела неприятно, но несложно. Почти не принюхиваясь, Аяри шагает туда, откуда пришел слуга. Запах ведет во флигель. Лестница — узкий коридор — окна под потолком, и из них тянет запахом зелени — лестница — незапертая дверь… Аяри выходит на свет, и сердце его обрывается. Он слишком хорошо помнит это место. Меньше двух лет прошло. Когда-то он думал, что окончит здесь свои дни. Почти ничего не изменилось с тех пор, только повозок меньше, но недавно они стояли здесь: на желтой прибитой земле заметны следы тяжелых колес.
Солнце светит.
Ослепляет.
Ничего нет. Только запахи — чудовищно, невозможно знакомые… Дыша ими, Айарриу стоит, не думая ни о чем, забыв о времени. Не может, не должно быть в доме Желтоглазого этих запахов, немыслимо представить, чтобы удушающий, мертвящий дух Желтоглазого смешивался с этим нежным благоуханием… Нет Желтоглазого, и дома его нет. Кувшинки цветут в озерце, томится под солнцем сочное разнотравье, придворные дамы хрустально смеются, смешивая ароматы в расписных чашах, ослепительно сияют золотые крыши, поют свою песню вечные льды… Ледяная лилия айлльу — Айелеке эле Хетендерана.
Ее не может здесь быть. Это иллюзия, мучительное видение, порожденное злобной волей Ундори. Потому-то двери оказались незаперты, что угрюмые заклинания перегораживают запретный путь. С самого дна разума они поднимают образы, которых Айарриу даже не боялся, потому что не мог о них думать. Айелеке в доме Желтоглазого.
