Александр Гарин - Замок на болотах (СИ)
Избавившись от веревок, Казимир в растерянности разглядывал изломанное тело девушки. Идти она не могла, это было ясно и дураку. И никто бы не смог на ее месте. Добро бы у нее оставались целыми кости, в чем он сильно сомневался.
- Ну что мне с тобой делать, Каля?
- Бросить здесь! - свирепо простонала Сколопендра, отворачиваясь.
Она так и не переменила позы, даже когда перепиленная веревка упала на землю.
Казимир еще раз оглянулся. Потом перевел взгляд на Калю. Девушка лежала, отвернувшись и прикрыв глаза. То ли стыдилась своей немощи, то ли была за что-то зла на самого комеса. А то и все вместе.
- Ты что это удумал? - зашептала она миг спустя, когда решившийся Казимир поднял ее отяжелевшее тело на руки и, пригибаясь, перебежал под тень ближайшего шатра. - Шляхтич, ить я ж сейчас... орать начну, как резаная! Отпусти, тебе говорю!
- Потерпишь, - пробухтел Казимир, утирая пот о железо своего ворота. - Вместе вышли, вместе и придем, так что ли ты говорила? И молчи теперь. Мне, чай, и больнее бывало.
Сколопендра умолкла, переводя дух. Мимо прошли двое караульных. Комес, пятясь задом, отступил за шатер. Каля, вжавшись в его плечо, что было сил грызла истерзанную руку.
- Не знаю, как через весь лагерь проберемся, - перебегая от шатра к шатру, и чудом избегая столкновений с их обитателями, пробормотал Казимир, беспокойно озираясь. - Чуть не заметили нас только что. Да и без коней... недалеко уйдем. На плечи-то тебя не посадишь. А я... того... уже устал малясь.
Каля оторвалась от изгрызенных костяшек пальцев. На их пути горело несколько костров, у которых сидело двое или трое воинов. Пройти мимо них было нельзя, разве что в обход.
- А, курва мать!
Казимир шагнул было в сторону от освещенного пространства, когда пальцы шпионки сжали его локоть.
- Погодь, комес, - задыхаясь, точно не она у него, а шляхтич сидел у нее на руках, проговорила Каля. - Смотри, что у того, крайнего, у пояса прицеплено. Не рожок ли тревожный?
- Он самый и есть, - сощурившись, подтвердил Казимир, впервые за долгое время взглянув на девушку весело. Но тут же отвел глаза. - Сиди здесь, я сейчас вернусь.
Усадив Калю в тени очередного шатра, комес в мгновение ока скрылся из виду. По всем его повадкам было ясно, что долгое время Казимир изучал далеко не благородные рыцарские науки. Скорее, ухватки искателя приключений с большой дороги, у которого долгое время был весьма и весьма ловкий наставник.
Прошло уже довольно много времени. Небо на востоке медленно серело. Каля извелась в ожидании, мысленно вспомнив вслед словно в воду канувшему комесу все мыслимые и немыслимые ругательства. Более всего девушку мучило то, что сама она не могла отправиться на его поиски. При любом движении свирепая боль, словно тупыми клыками пережевывавшая ее тело, становилась ослепляющей. Ну, где этот благороднорожденный паскудник? Ведь еще немного, и...
- Тревога! Тревога с запада! Тревога!
Часовые у костра вскочили на ноги. В ближайших шатрах поднялась заполошная возня.
- Тревога!
Темный конник приближался со стороны границы лагеря, взблескивая потрепанной броней.
- Тревога! Конники в двух полетах стрелы! Конники Златоуста!!!
Часовой рванул рожок, и через миг его тревожное пение огласило весь лагерь. Поднявший волнение дозорный протоптался копытами своего коня чуть ли не по отгребенным в сторону угольям костра, а затем понесся далее, в смятении поднимая заспанных кметов.
- Тревога!!!
Повсюду уже метались одетые и спешно натягивавшие доспех воины, взблескивали огни факелов и железо оружия. Каля, морщась и вскрикивая, отползла поближе к шатру, хозяин которого уже, стоя у поднятого полога, спешно воевал с застежкой ремня. Поднявший тревогу конник теперь несся обратно - прямо на нее. В предрассветной сероватой дымке Сколопендра успела углядеть даже перекрещенные молнии - всадник явно не был простым кметом. Резко осадив коня у самых ее ног он склонился прямо из седла, хватая шпионку за плечо.
- Ну!
Прокляв все на свете, а более всего - душевно больных отпрысков благородных кровей, девушка подтянулась, хватаясь за протянутую руку. Казимир резко, не жалея, рванул ее на конскую спину, и понесся прочь от горевших костров. Несколько всадников уже металось по разворошенному лагерю, поэтому внимания на себя он не обратил.
- Боги, комес!
- Скорее - демоны, - проорал Казимир, не боясь, что его услышат - лагерь гудел, как разворошенный улей, отовсюду раздавались смятенные вопли и грозные окрики команд. - Нам бы только в лес уйти. А далее - я знаю дорогу. А, мать-перемать!
Под копыта попался не успевший увернуться воин, которого конь сбил, даже не заметив. Обогнув шатавшийся, как на ветру, шатер, беглецы с ходу рванулись в невырубленную лесную чащу...
Казимир все понукал коня, который и так несся через чащу, подобно бешенному единорогу. Каким образом их не расплющило о вековой ствол - оставалось загадкой. Разлапистые еловые ветлы лупили коня по оскаленной морде, отмахом своим доставая и Калю. Спустя совсем короткое время кожа девушки была сплошь покрыта кровавыми царапинами и даже кое-где занозами. Затянутому с ног до головы в чужой доспех Казимиру было на порядок легче. Каля, сидя позади, обнимала бронированную спину и молилась только об одном - как бы сейчас не сомлеть. Бешенная скачка, толчки и удары отнимали у нее последние силы...
Вымахнув из чащобы, отягощенный двумя седоками конь тяжело перепрыгнул поваленное дерево. Вместе с глухим ударом копыт вскрикнула Сколопендра, из последних сил уцепилась за доспех Казимира, и коротко ткнулась ему в плечо головой...
***
... Сойкину Горку любил не только окрестный люд. Воевода Уберн Хорн, в предрассветный час стоя у своего шатра, хмурил лохматые брови, оглядывая погруженный в сон лагерь. По периметру, насколько позволяла видеть горка, давшая название всей обширной пустоши, в серых рассветных сумерках ходили часовые. Хотя поговаривают, что гном в отрыве от земли готов себя проспать, Хорну не спалось уже второй день.
Полковник Бржислав отправил свою лучшую бригаду на соединение с четвертой хоругвью короля Златоуста, сам встав во главе второй, подошедшей прошлым вечером. Костры его семитысячного войска мерцали по левую руку от Горки, там, где пустошь изгибалась крутой дугой, вытягивая длинный, поросший дерном "язык" к землям Выжигских комесов.
