Ариса Вайа - Лепрозорий (СИ)
***
Химари приложила пальцы к вене на шее ангела. Он лежал у ее ног, пораженный иглами в шейные позвонки. Бездыханный. Уже четвертый.
— Идем, — она вынула из складок кимоно еще три иглы и вложила их в ладонь.
— Куда именно? — Люция смотрела поверх кошки. И та повернулась в сторону ее взгляда.
Перед ними была развилка. Правый туннель уходил наверх — через старый полигон и столовую. Левый туннель вел сквозь многочисленные ходы наружу — в Ариный лес.
— Мы пойдем налево. Там живут кумо, но это не так страшно, — Химари хлопнула по бедру, подзывая тигра.
— Я пришла с полигона.
— Там нас легко найдут — слишком уж просматриваемая площадь, — кошка мотнула головой. И Люция пошла за ней в левый коридор.
Пыльные пурпурные фонари разом вспыхнули, и у нее закружилась голова. Хуже того, она вдруг снова почувствовала ледяной жар в груди. Ева, нужна была Ева. Провидица обнимет за шею, растянет паутину вокруг головы, и иллюзии снова осыплются, растают. Но ведь Химари уже вывела из кошмара. Да! Верно! Химари поможет. И Люция посмотрела на кошку, крадущуюся меж камней. А поможет ли? Станет ли нянчиться? Ведь это — кошка, эгоистичное и ловкое создание. Выберется из горы и исчезнет, оставив Люцию выживать в собственном аду.
— Ты застряла? — Химари щелкнула пальцами перед лицом гарпии, привлекая внимание.
Люция вздрогнула.
— У меня там девочка, паучонок. Я должна забрать ее.
***
- Я так бесконечно люблю тебя, радость моя. Я так безмерно скучаю. Я жду тебя. Жду одну лишь тебя, радость моя. Тысячи-тысячи жизней я томлюсь, ожидая тебя.
Его бархатный голос эхом разливался в гроте. Ему вторили каменные птички, осыпающаяся листва кристальных деревьев, тихая заводь и даже сам воздух.
- Ты оставил меня, Создатель, обернувшись ею. Я искал тебя, я гнался за тобою, а ты жила. Жадно впитывала каждый уходящий день, трепетно хранила каждую созданную тобою тварь, холила и лелеяла, оберегала, любила. Ты любила все и всех, кроме одного лишь меня. И одного лишь меня ты прокляла, обрекла, предала.
И он рассмеялся, и перья посыпались с его крыл в озеро, вмиг обернулись кристаллами и уплыли. Горький смех его словно обжег все вокруг, но камень выдержал боль хозяина сада.
- Я ненавидел тебя, ненавидел твое проклятие. Но не мог, не мог и дня твоей жизни провести без тебя. Я смотрел лишь на тебя. На одну лишь тебя. И я ждал, что ты вернешься, передумаешь, вернешь меня. Я бесконечно ждал твоей милости.
Он тяжело простонал, и весь грот загудел в ответ, утешая.
- Ты взрослела, и я не мог оторвать от тебя взгляда. Ты росла, и я следовал за тобой, куда бы ты ни пошла. Я хранил тебя, как самое ценное сокровище, радость моя. Я оберегал тебя. Старался уберечь, но ты не нуждалась во мне. Ты старела, и я по крупицам отдавал тебе жизни других, лишь бы ты не заметила, лишь бы ты жила дальше. Я так любил тебя, что ты умерла. Ты оставила меня, снова оставила меня одного.
Он глубоко вздохнул, и цепи зазвенели, не пуская его.
- Но я нашел способ снова тебя любить. Снова видеть каждый твой день, каждый миг, каждый вдох. Я поклялся беречь тебя даже от смерти. И, радость моя, я сберег, - его теплый бархатный голос эхом раздавался в сводах, просился исповедью на волю. - Ты умирала, и я искал тебя, бился раненым зверем. Один лишь твой вздох был способен вылечить мои раны, искупить мою боль. Один лишь твой вскрик в новорожденной крохе был способен вернуть мне разум.
И он прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям.
- Я любил тебя так долго, так сильно, так больно, что не смог не хотеть обладать. Я пришел к тебе, я вернулся туда, где был рожден, я нашел тебя. Я проклял тебя, желая любить. Они убили тебя, убили дитя нашей любви, они забрали тебя у меня. Убили тебя, радость моя, - и ярость его звенела в гроте, разливаясь по всей горе ужасом и страхом. – Но я не дам, никогда не отдам им тебя больше. Никогда. Никогда-никогда.
Камень звенел, вторя его боли, его обещанию, его утрате. А он продолжал.
- И сколько бы раз ты не умирала, я буду снова с тобой. Снова, с одной лишь тобой, радость моя. Я буду искать тебя тысячи раз, я буду любить тебя тысячи жизней.
Он закрыл глаза, и лиловый туман вырвал из плоти событий ее образ. Любимый, хранимый.
- Ты всякий раз другая. Но каждый раз – та самая. Я вымотал твою душу, но ты снова и снова веришь в то, что я не могу понять. Ты прокляла меня, заставив занять твое место, но я все никак не могу стать подобным тебе. Ты победила без единого боя, а я лишь бьюсь в застенках собственных ошибок, как мотылек в кристальном фонаре – я никогда не сгорю, но и свобода навсегда останется за стеклом. Выпусти меня. Полюби меня. Меня некому больше любить, кроме одной лишь тебя. Радость моя, я буду ждать тебя, одну лишь тебя. Пока ты не простишь меня, я буду ждать. Каждую твою жизнь. Каждый твой миг.
Ее образ в лиловом тумане едва заметно дрожал. Он не смог не коснуться ее своей любовью, эхом прошептать – «радость моя», и дать ей хоть немного сил. Не умирай, не умирай снова, не умирай на моих глазах.
- Любишь ли ты меня? Простишь ли меня? Снимешь ли свое проклятие? Радость моя?
***
Ева сцепила пальцы и сгорбилась. Ее била дрожь, она не чувствовала ледяных рук, онемевших от плетения. Это был ее предел. Больше не хотелось растягивать паутину и узнавать о Люции, даже дышать не очень-то и хотелось. Только спать.
Она растянулась на холодном полу, щекой прильнула к пыльной гранитной плите.
И чихнула. Звонко. Громко. Оглушительно.
За дверью послышались шаги.
Провидица резко села и стала тереть рукавом глаза. Люция вернулась! Как же долго ее не было!
Дверь распахнулась, и комнату озарил пурпурный свет. Шестикрылый ангел медленно вошел, громыхая цепями, и остановился. Ева обомлела от страха. Это был ангел из ее вечных кошмаров. Глупая, она думала, что с появлением Люции они исчезли, но вот он опять стоял перед ее глазами. Снова что-то говорил, спрашивал. Звал по имени, тянул руки. Он медленно приближался, крылья волочились следом, оставляя на пыльном полу лиловые полосы. Провидица чувствовала исходящую от него силу, каждой клеточкой тела ощущала, что он куда сильнее Люциферы, куда опаснее.
Ева завизжала, вскакивая с пола, и бросилась между столами к другому углу, можно было оббежать крылатое чудовище и выскочить в коридор. Там Люция — она защитит. Паучонок сделала лишь шаг, как за руку ее схватили. Она вскрикнула, обернувшись. В глаза ударил свет пурпурного фонаря, казавшийся ореолом. Цепи исчезли, а у нападавшего было лишь два крыла. И он был не так уж ужасен, но и этого было достаточно.
— Кто тут у нас хорошая девочка? Как ты здесь оказалась? — он сильнее сжал Евино плечо, она всхлипнула и попятилась. — Не бойся меня, я ничего тебе не сделаю. Пока что, — он наклонился к ней, протянул руку, едва коснулся пальцами черной челки. И грузно завалился на бок, под ноги Еве. Из затылка торчал арбалетный болт.
