В Бирюк - Обязалово
— Ловок изрядно.
— Весь в меня. Мои-то стрелки твоих-то завсегда, как белку, в глаз били.
Вот только мне боевых мемуаров сейчас… Дурак! Аким тебя из-под расправы вытаскивает, «стрелки переводит» — себя подставляет! Высказался-то он… убойно.
Я уже говорил, что «забор из русского миндаля» против половцев выдерживает две-три атаки. И неизбежно погибает. Если не прикрыт лучниками. Которые и бьют кипчаков стрелами «через забор».
Во всех войнах четвертьвековой русской смуты Андрей Боголюбский командовал отрядами половцев. Он сам ходил за ними в Степь, звал их под знамёна отца, сам водил их в бой. И хоронил потом. Боевых товарищей, друзей детства, родственников матери… Убитых часто именно смоленскими стрелками — воспитанниками и подчинёнными Акима.
— Положим, мои твоих-то под Переяславлем — ковром выстлали. Поймал я тогда тебя. Князья-то твои — дурни оказались.
— О покойниках плохо говорить — дурно. А так-то… Твоя, князь, правда. Только ведь и Вятичев брод был, и Рутец.
А вот этого я не знал. Под Переяславлем именно Андрей уговорил Долгорукого отводить войска не всех вместе, а эшелонами. Противник этого не понял, Изя Волынский посчитал манёвр за отступление и повёл своих в атаку. Потом была контратака именно конницы половцев и суздальцев Андрея. Тогда и погибла сотня Акима.
Но был бой на речке Малый Рутец. Где Изя Блескучий побил Гошу Долгорукого. Где половцы Андрея ушли с поля боя даже не пустив и стрелы. Андрей был взбешён изменой своих союзников, лез в самую гущу боя. Ему прямо с головы срубили княжеский шлем. Чудом уцелел.
А ещё был бой на бродах через Днепр, когда Аким рассадил стрелков в лодки и поставил на лодии деревянные крыши. Такие плавучие… блокгаузы. Многократно превосходящие численностью половецкие отряды Долгорукого так и не смогли прорваться на Киевский берег Днепра сквозь линии плавающих укреплений.
Эти два человека, большую часть жизни пытавшихся убить друг друга, стояли лицом к лицу, одинаково задрав бороды и до предела выпрямив спины. Сходные возрастом, опытом. Даже внешностью. Хотя у Акима борода клинышком и лицо узкое, а у Андрея — растительность от уха до уха и сам он… монголоид.
Странно: высокие польские скулы Акима сходны с татарскими Андрея. И упёртость — одинаковая. Наша, русская.
Аким — по крови лях. Андрей — на половину кыпчак, на три восьмых — грек. Ещё есть шведская, готская и варяжская кровь. Русской крови — всё, что от ключницы Малуши Володе Крестителю досталось.
Короче: «первый великоросс».
Вот сейчас исконно-посконный русский князь сцепится с таким же русским боярином на святорусской, исконно голядской земле…. Нафиг-нафиг!
Разводящий — нужен не только в волейболе:
— Аким Янович! Гость в дом — бог в дом. Порадуемся же господней воле, что наградила нас столь славным и благородным гостем. Однако время позднее, солнце уже село. Как бы не любо нам было князь-Андрея слушать, да о разных разностях разговаривать, но надо и честь знать. Гости с дороги, уставшие, а завтра снова в путь пойдут. Извини княже, ежели что не так. Не по злобе, а лишь по неразумению нашему. Доброго вам почивания, люди суздальские. До пребудет Бог с вами, и Богородица, и святые ангелы с архангелами.
Тройной уважительный, но не сильно глубокий поклон на три стороны. Отдельно поглубже — Андрею. Ещё глубже — Акиму. Чего морщишься, княже? Он мне — отец родной, хоть бы и по легенде. А ты хоть и «первый великоросс», но в отдалённой перспективе. А пока просто… сопредельный. Перетопчешься.
С крыльца я видел, что одни слуги поскидывали прямо в грязь двора мои (мои!) привезённые перины и прочее. Другие, в немалой части женщины разных возрастов, накидывали на телеги какие-то узлы и сундуки.
Среди толпы взрослых крутились и несколько незнакомых мне детей. Двух мальчишек, выделяющихся богатством одежды и кинжальчиками в золочёных ножнах на поясах, усадили на вторую телегу.
Факеншит! Чуть не забыл! Это ж — славные князья русские! Побольше, лет девяти — Михаил. Михалко.
Один из всего-то трёх-пяти князей, которые попали в русские былины. Не как обобщённый образ или в связи со сказочными или поучительными сюжетами, а именно по реальным делам своим.
Младший, лет семи — Всеволод. Который потом будет — «Большое Гнездо». Который, собственно, и является основателем династии Московских рюриковичей.
Странная вещь: прозвище «Грозный» постоянно применяется к московским государям. Однако, Ивана Четвёртого, которого обычно так называют, следует назвать не «Грозным», а «Нервным».
Куда больше это прозвание подходит Ваньке Горбатому, ставшему Иваном Третьим.
«Грозным» называли и Александра Невского. Не за победы над немцами и шведами, конечно, а за выжженные им глаза новогородцев, не желавших платить дань Орде.
А начинать надо бы с двух братьев Юрьевичей — Всеволода и Андрея.
Народ погрузился, перекрестился, тронулся. Возы разворачивались и тянулись к воротам. В опускавшихся весенних светлых сумерках в стороне, возле угла главного дома мелькнуло знакомая, вроде бы, душегрея. «Ткань старая, но не ношенная»… Ивица! С каким-то пришлым парнем. Тот плотненько обнимал девушку за шею и уводил на задний двор.
Следом, старательно изображая свою непричастность, незаинтересованность — «чисто мимо проходили» — двинулась ещё пара суздальских. Аж приплясывая от нетерпения. Блин! Она опять на групповуху нарывается?! Мне плевать — по согласию или нет! Она — моя рабыня. И наложница Акима. «С чуйвствами».
Я крутанулся, оглядывая двор. Аким стоял с двумя важными мужчинами и вёл светскую беседу. Собеседники — по одежде похожи на обрусевших половцев. Скверно.
Сегодня Аким напомнил пришедшим о своих подвигах. С Андреем они разошлись мирно, но в свите есть куча «кровников». И — лизоблюдов. Если посчитают, что смерть Акима будет приятна господину… Резать не будут. Но провокацию устроить…
— Маноха, видишь — девку за дом повели? Пошли своих, чтоб вернули.
— Много на себя берёшь, дитятко. Тебе надо — ты и иди.
Маноха флегматично рассматривал выходящий из ворот усадьбы обоз. Моя просьба его, кажется, рассмешила: сопляк, а княжьему палачу указывать вздумал.
— Она — моя рабыня. Моё имение без спросу брать нельзя.
— Ой ли? Не боись — суздальские гридни — мужи добрые. Была у тебя роба, будет роба с приплодом. Тебе ж прибыль.
Мои люди уже спускались с обозом на залитый водой берег реки. Идти одному — будет драка с кровью. Не ходить… Аким в эту девку влюбивши… Бл-и-ин!
— Свою прибыль я сам беру. К примеру, прошлым летом проходили тут пруссы. Ватажек из Владимира в Переяславль. Шалить тут начали. Пришлось побить. Насмерть. Хабар на них хороший взяли. Разный. Сумка там красная была…
