Мирей Кальмель - Песнь колдуньи
Альгонда с сокрушенным видом помотала головой.
— Я ничего такого не чувствую, мессир.
— А что же ты чувствуешь?
Она слегка поморщилась.
— Говори, не бойся. Я хочу тебе добра. Это правда.
— Не знаю, как сказать… Наверное, мне это просто не нравится.
— Девушке твоих лет и твоего темперамента не могут не нравиться плотские утехи.
Альгонда не ответила. Ну что еще она могла ему сказать? Что она легла к нему в постель только чтобы не умереть? Что ее от него тошнит? И дело не в его внешности и возрасте, не в его страсти к ней, а в том только, что…
— Я люблю другого, — произнесли губы Альгонды ее потаенную мысль.
— Сына хлебодара?
Она кивнула.
— И ты отдалась мне, чтобы заставить его ревновать?
— Нет, нет! — зачастила Альгонда, которую это предположение привело в ужас. — Он ничего не знает и не должен узнать. Никогда!
— Тогда почему? Ты ведь не обязана была это делать.
— Вы — господин. Вы пожелали меня. Вы могли прогнать нас с матерью из замка.
Барон нахмурился. Она говорила искренне, и все же он сомневался в правоте этих слов.
— Так вот каким видят меня мои слуги…
Она промолчала. По правде говоря, не так давно она поняла, что представление Матье о том, что барон жестокий и неумолимый сеньор, не соответствует действительности. Они с Матье не разговаривали с того дня, как она вернулась из подземелья. Загруженность работой служила ей оправданием. Догадывается ли он? Она боялась даже думать об этом. Ради любви к Матье она отреклась от того, что ей было предначертано судьбой, отдалась другому мужчине, запятнала свою светлую душу. И отныне обречена жить с этим позором.
— Закрой глаза, — попросил барон.
Она подчинилась. Рука продолжила путешествие по ее телу — легонько, как скользит по земле листок, влекомый ветром.
— Забудь, кто я и где ты сейчас находишься. Думай о нем.
Она вздрогнула от удивления:
— О Матье?
— Ты хочешь мне угодить?
— Я боюсь вам не угодить, — выкрутилась она.
— Представь, что это его руки. Представь, Альгонда, и тогда это будет в последний раз.
Это обещание дало девушке сил подчиниться. Она закрыла глаза и представила себе Матье — его улыбку, его гримасы, его голос.
— Поцелуй, Альгонда, один крошечный поцелуй, — попросил он, приближая свое лицо к ее лицу.
Их губы соприкоснулись. Она приоткрыла рот, наслаждаясь словами своего возлюбленного. Она упивалась нежными движениями его языка. Кровь воспламенилась в ее жилах, когда руки стали робко ласкать ее груди. Эти руки могли бы быть руками Матье… Понемногу она позволила себе поверить. Обвила руками его шею. Ей стало не хватать воздуха, но ни за что на свете она бы не оторвалась от этих губ, слившихся с ее губами. Шепот отозвался эхом в ее сердце:
— Я люблю тебя, Альгонда.
Пальцы пробежали по ее лобку. Она ощутила укус желания. Изогнулась, когда прикосновение повторилось, удивляясь тому, что удовольствие волной прокатилось к бедрам, желая ощутить его снова. Ее накрыло мужское тело. Горячее. Напряженное. Она развела бедра, чтобы принять его в себя, оторвалась от губ, осознав, что еще мгновение, и она задохнется. Помотала головой, пытаясь вдохнуть, но не смогла и закричала. И распахнула глаза, неожиданно для себя оказавшись на пике наслаждения. Понимание, где она и с кем, вернулось не сразу. Темные занавеси, лицо барона, танцующее над ней в ритме его движений в ее теле. Щеки девушки залила краска стыда. Ей хотелось оттолкнуть его, но она не нашла в себе сил это сделать. Проснувшееся, порабощенное наслаждением тело отказывалось подчиниться. Внезапно оно стало для нее источником жестокой муки. Пытка… Для тела и для разума. Тело, бичующее разум… Она задвигалась в такт движениям Жака — дыша тяжело, с хрипом, как умирающая, с глазами, полными слез. Жива… Она выжила. Но сможет ли она простить себе это? Барон упал на кровать рядом с ней, на его тонких губах играла улыбка удовлетворения. Она не шевелилась. Волна блаженства накрыла ее тело, отрицающее душу, побежденное предательством.
— Ты свободна, — прошептал барон, у которого сами собой закрывались глаза.
Обычно она бесшумно уходила, прежде чем он успевал погрузиться в сон. Теперь она молчала и не торопилась уйти.
— Я не хочу, чтобы любовь была для тебя тяжким бременем, прекрасная Альгонда. Ты станешь приходить ко мне по своему желанию, или не приходи вовсе. Отныне тебе самой решать.
— Я не смогу, — честно ответила она.
Он повернул голову и посмотрел на ее профиль. Она закрыла глаза, возможно, ожидая вспышки гнева. Разумеется, он бы предпочел другой ответ, но, странное дело, даже тот, что он только что услышал, его устроил.
— Мне нравится твоя откровенность. Это редкое качество. И в награду я разрешаю тебе сегодня не работать. Беги к своему возлюбленному. В день моей свадьбы я буду рад объявить о вашем обручении.
С сердца Альгонды словно камень свалился. Не шевелясь, она долго лежала рядом с бароном, подыскивая слова признательности. Вскоре послышалось сопение. Барон уснул.
Глава 18
Жерсанда сидела за столом, подсчитывая расходы на грядущее празднество, когда ее дочь переступила порог их комнаты.
— Барон разрешил мне не приходить больше, — сообщила Альгонда.
— Ты ему не угодила?
Легкая улыбка осветила лицо девушки.
— Наоборот, — сказала она. — Мы говорили о Матье, и он дал мне свое благословение.
Жерсанда нахмурилась.
— Поостерегись радоваться, дочка, — сказала она. — Сеньоры, в отличие от нас, не слуги своему слову.
Альгонда, кивнув, скрылась за занавеской. Там она налила в таз воды, торопясь смыть с кожи мужской запах барона. Она все еще чувствовала себя виноватой за испытанное удовольствие, но пыталась убедить себя в том, что, по сути, это всего лишь еще один секрет, который нужно хранить. Через несколько минут, поцеловав мать в щеку, она, немного успокоив свою совесть, спустилась по лестнице. Обойдя донжон, она увидела спину Матье, который, потный от усилия, сажал в печь хлеб. Она тихонько подкралась к нему, с бьющимся сердцем, повинуясь внезапно вернувшемуся желанию попроказничать.
Красное солнце обжигало стены. Предгрозовая пелена, висевшая над Веркором в последние дни, исчезла. Поваренок мэтра Жаниса вытягивал из колодца за цепь полное воды ведро. У его ног лаял, прыгал, вертел хвостом и кусал его за башмаки маленький щенок. Он припадал всем тельцем к земле и снова вскакивал — словом, вертелся так, что бедный паренек не знал, куда ему поставить ногу. Мать щенка, лежа поодаль, положив голову на лапы, наблюдала за своим малышом, в то время как второй щенок кусал ее за уши.
