Елена Федина - Я твоя черная птица
— Вам что, места мало в таком дворце?
— Я искал именно тебя.
— В чем дело?
— Хочу оказать тебе услугу, барон.
— Спасибо. Я сыт твоими услугами.
— Приятно слышать… и все-таки. Ты хочешь на ней жениться?
Веторио кивнул на Корнелию, которая покраснела даже в темноте.
— Ты собираешься сделать ее вдовой? — усмехнулся Конрад.
— Зачем? Убивать Леонарда совсем не обязательно.
— Вот так?
— Достаточно убить Корнелию.
— Что?!
— Могла же она утонуть на болотах? Или умереть от лихорадки?
— Что ты мелешь, я не пойму?
— Я сделаю ей другое лицо. Чуть-чуть другое, чтоб ты сам ее не разлюбил. Она возьмет другое имя: Саломея или Августа… и женись на ней, сколько хочешь!
— Я согласна! — Корнелия вскочила и бросилась Веторио на шею, — я согласна! Ты гений, Веторио! Ты волшебник!
— А что мы скажем Леонарду? — спросила я.
— Так и скажем, — пожал плечом Веторио, — он никогда никому не сможет доказать, что эта женщина — его жена. И потом… по-моему, он этого и не захочет. Она нужна ему только для тщеславия, а любит он совсем другую женщину.
Конрад встал и подошел к ним.
— А если ты всё испортишь? Если ты изуродуешь ее или погубишь?
— Ты можешь считать меня кем угодно, — ответил ему Веторио, — но даже если я полный кретин, то свою работу всё равно знаю. Для того меня и сделали.
— Конрад, он гений! — сказала Корнелия, обнимая Веторио обеими руками, — как ты можешь такое говорить?
— Он чуть не убил тебя один раз.
— Он?!
— Он дал тебе этот мерзкий крем.
— Ах, нет же, это я сама взяла у него! — Корнелия отпустила Веторио и теперь отчаянно смотрела на Конрада.
— Зачем?! — изумился он.
— Убить Леонарда.
— Убить Леонарда?!
— Да!
— Ты хотела взять такой грех на душу, Корнелия?
— Я не знала, что мне делать!
Всё это время на экране мелькали цвета, бегали люди, слышались то стоны, то пальба, то скрежет тормозов. И лица наши то освещались, то исчезали во тьме.
— Какой же я идиот, — сказал Конрад, он взял Веторио за плечи и посмотрел на него с высоты своего огромного роста, — ну что ж, ты не по зубам не только Леонарду, но и мне. У тебя возможности гения, и смирение святого. И ты не раб, Тори, ты терпеливый пастух в нашем гнусном стаде. Прости меня, если сможешь.
— Не преувеличивай, барон, — сказал Веторио несколько смущенно, — я сам не знаю, кто я. Я просто знаю, что должен служить людям. И по-другому не могу, не заложено.
Конрад, кажется, не очень-то ему поверил, так же как и я, в это вообще трудно было поверить, но спорить не стал.
— Прости меня, — повторил он еще раз.
— Не волнуйся, я верну твою красавицу в лучшем виде.
— Я не об этом, Тори…
— А я… — Веторио высвободился из его рук, — об этом. Если ты мне доверяешь, то позволь мне заняться своим прямым делом. И чем быстрее мы начнем, тем лучше. Неизвестно, сколько еще продержатся солнечные батареи в этой гостинице, да и я тоже. Надеюсь, ты помнишь, что мне периодически нужна подзарядка…
Конрад стоял понуро и смотрел на него.
— Я готова! — сказала Корнелия решительно, но потом добавила со страхом, — а это не больно?
— Нет, — покачал головой Веторио, — ты будешь спать.
— И долго?
— Часов за десять я управлюсь.
— Так много!
— Я же не волшебник.
По-моему, врал. Он был волшебник. Мы дошли вслед за ним до приемной Салона. Он принес каталог с фотографиями и предложил ей выбрать будущее лицо. Конрад заявил, что ему, в общем-то, безразлично, какое лицо будет у его жены, лишь бы это была она, а не какая-нибудь другая женщина. И красноречиво посмотрел на меня. Я с горечью подумала, что мне-то никогда от него не дождаться извинений. Он так и будет всю жизнь презирать меня и ненавидеть. И даже будет по-своему прав.
— Я тебе доверяю, Тори, — сказала Корнелия, вся порозовев от волнения, — ты… ты ведь не сделаешь меня безобразной?
— Это сделать очень трудно, — улыбнулся он, — ты слишком хороша. Прощайтесь пока.
Они с Конрадом остались в приемной, мы с Веторио прошли в кабинет. Я ходила за ним как привязанная. И думала, если честно, только об одном.
— Ты будешь с ней возиться всю ночь?
— Да. К утру Леонард проспится. Я хочу успеть.
— А как же я?
— Веста… — он посмотрел на меня не то виновато, не то удивленно, — ну что ты? У нас еще столько ночей впереди… никак не меньше, чем пустых номеров в этой гостинице!
— Я боюсь, — призналась я.
— Чего?
— Наверно, землетрясения.
— Всё будет хорошо, — сказал он, — не волнуйся. Я свое дело знаю.
— Землетрясение, оно не спрашивает, знаешь ты свое дело, или нет. Оно просто случается.
Веторио обнял меня и поцеловал в макушку, как ребенка.
— Иди, ладно? И ничего не бойся.
Я промаялась до утра в кровати и даже уснуть толком не могла. Я вновь и вновь переживала то, что случилось там, наверху. Я была полна блаженства, и я не могла избавиться от страха. В моей судьбе ведь не могло случиться ничего подобного, а если и случилось, то случайно, по недосмотру. А как мне теперь без этого жить?
Под утро, завернувшись от холода в одеяло, я пришла к Лаисе, которая спала в соседней комнате, и забралась с ногами в кресло. Через некоторое время она меня заметила.
— Тебе не спится, Веста?
— Как видишь.
— Переживаешь из-за Леонарда?
Вот уж из-за кого я и не думала переживать!
— Он схватил не свое и сам будет рад избавиться…
— Разве он свою жену не любит?
— Ни капельки.
— Зачем же он женился?
— Я сама долго не понимала. Но теперь мне кажется, что из подражания. Конрад всегда был его кумиром, Лео с детства ему завидовал, старался походить на него, но у него ничего не получалось.
— А мне жалко Леонарда. Когда я была Филиппом, он так сильно перепугался, что мне до сих под перед ним неудобно! Это было жестоко, да?
— Это было необходимо.
— Он такой беспомощный!
— Это Лео-то?
— Конечно. Вчера хотел настроить силовой гамак, перепутал кнопки и свалился на пол. На кухне тоже всё перепутал, кофеварка его забрызгала, а комбайн от него сбежал! А в тренажерном зале рассыпал все диски и чуть не отдавил себе ногу…
— Ты в него часом не влюбилась? — усмехнулась я.
— Я? — Лаиса удивленно взглянула на меня, — мы любить не можем, Веста. Мы можем просто хорошо относиться. Можем жалеть, можем быть преданны… но любовь, это что-то от Бога, чего у нас нет.
— Это ужасно, — сказала я.
— Это спасение, — возразила она, — ты не представляешь, сколько хозяев у меня было, я же вещь.
