Мастер Чэнь - Любимая мартышка дома Тан
Попросту очевидная причина.
Спасибо, братец мой Рокшан, за интересные сведения.
Оставалось, правда, немало других вопросов. Зачем именно было полководцу тратить силы своей, пусть и не слабой, столичной шпионской сети именно на меня?
Впрочем, мне пока не следовало по этому поводу огорчаться. В конце концов, этот его ночной посланец спас мне жизнь.
В сочетании с нерешённой загадкой войлока и с проблемой странной реакции Рокшана на моё появление ответ на все вопросы был не так уж сложен, надо было только потратить чуть больше времени на его поиски.
Но я тогда слишком спешил донести до дома уже разгаданные загадки и отметал все прочие как второстепенные.
И через несколько месяцев эта поспешность чуть не стоила мне жизни.
ГЛАВА 12
НЕЖНАЯ ОСЕНЬ ЧАНЪАНИ
Толстая дама катила мне навстречу в подпрыгивающей коляске в сопровождении двух скромных, как мышки, служанок на осликах. Округлые щеки превращали глазки дамы в щёлки, а лицо лишено было какого-либо выражения, – но уложенная тремя валиками причёска её сияла узорными серебряными шпильками с проблесками зелёного нефрита, а от розово-сине-жёлтых шёлков широких одеяний рябило в глазах. Так что дама в целом выглядела очень респектабельно; ну а притороченные к сёдлам осликов разнообразные полезные предметы делали моё уважение к ней попросту безграничным: несколько бамбуковых коробок для еды, веер и мухобойка на длинной ручке, скатанный в трубочку коврик… в общем, дама очевидно следовала из столицы в юго-восточный пригородный парк, известный крытым переходом из башни Хуаэлоу в громадный лотосовый сад. В то время как я, покрытый пылью, ехал ей навстречу, приближаясь к укреплённым кирпичом и камнем земляным стенам столицы высотой в два человеческих роста.
С Чанъанью что-то произошло за время моего отсутствия – она как будто проснулась после удушливой летней жары и с радостью обнаружила, что скоро наступит – да что там, уже наступила, – нежная осень с её стоящими гроши золотыми плодами.
Площадь у ворот на востоке столицы гудела от весёлого народа, по внешним признакам не имеющего никаких особых занятий, но не испытывающего от этого ни малейших затруднений. Все колесили куда-то или ехали верхом, в золотом воздухе над ароматными дамскими причёсками кружились одинокие весёлые пчелы, а в квартале гастрономических удовольствий Чанлэ стало, на первый взгляд, вдвое больше уличных кухонь. И вчетверо больше толстых чиновников и просто гуляк, готовых схватить с лотка палочку, унизанную какими-нибудь глазированными райскими яблочками, чтобы слегка размяться перед дневной трапезой.
Я погладил Мышку по тёплой бархатной щеке, и мы с ней, вынырнув из тёмной прохлады ворот под башней, начали неторопливо продвигаться по относительно тихой, обсаженной тополями улочке среди паривших на уровне моего пояса разноцветных зонтиков с бамбуковыми перепонками и чёрных мужских шапок самых причудливых фасонов. Я украдкой заглядывал в прятавшиеся под зонтиками напудренные лица с озорными глазами и не мог сдержать счастливой улыбки. Некоторые улыбались мне в ответ и даже чуть поворачивались в мою сторону.
Весь мир уже много десятилетий смотрел в сторону Чанъани, но сама Чанъань смотрела разве что на новые чудеса Запада – ещё более острые блюда из Фарханы, ещё более звонкие цимбалы или скрипки из Кучи. Империя жила безмятежной жизнью. Лишь лёгкий ветерок шевелил серо-зеленоватые конские хвосты ив, стороживших неторопливые буро-зелёные воды канала вокруг стены чиновничьего Императорского города.
Город, откуда страной управляли уже почти двадцать столетий, был городом двух миллионов добрых людей. Они с искренним восхищением рассказывали друг другу о чудесной «садовой повозке» красавца премьер-министра Ян Гочжуна, представлявшей собой многоэтажную горку, каждый ярус которой был усажен цветами и маленькими деревцами. Повозка ехала по улицам ради увеселения публики и медленно вращалась, а чанъаньцы, завидев её, вытягивали шеи и улыбались.
С такой же улыбкой они рассказывали о новой выходке одной из двух сестёр драгоценной наложницы Ян – не помню, которой; эта экстравагантная дама сверх оговорённой платы плотникам за возведение её нового дворца в столице отдала им чашу, доверху наполненную драгоценной тохаристанской ляпис-лазурью.
И все с живым интересом пересказывали слухи о новых рецептах пилюль бессмертия, которые волшебники – даосы привозили Светлому императору. То, что человек семидесяти с лишним лет до сих пор отлично себя чувствует, развлекается с ветреной и прекрасной гуйфэй Ян и отлично играет на лакированном кучанском барабанчике – туки-туки-тук пальцами среди сладких вздохов десятков лютен и скрипок – это всем казалось нормой. Бессмертие? Почему бы и нет. Кожа лица у пациента, принявшего одну из пилюль, становится как у новорождённого младенца, и после этого у тысяч и тысяч людей появляется надежда тоже жить вечно. В наш прекрасный век возможно все.
Я придержал Мышку, размышляя: не прогуляться ли среди задумчивых ив у берега канала в весёлом квартале Пинкан? Или попросту поехать домой, в тишину и лень, и проваляться в постели весь день и ещё ночь?
Странно, но впервые за многие месяцы я подумал о том, что мой дом – здесь и что я искренне к нему привязался.
Однако стены Восточного рынка уже маячили за кронами деревьев.
Ещё у порога, ещё в седле, когда с меня только пытались стряхивать пыль, мне начали сообщать счастливую весть: вскоре после моего отъезда к нам въехала буквально повозка денег под конной охраной. А потом, вьюк за вьюком, подчиняясь моему заранее отданному приказу, надоевший всем войлок начал покидать склад и отправляться на северо-восточную границу, с её голыми равнинами и угрюмыми воинами.
Торговый дом неожиданно стал ещё богаче.
Встречать меня сбежались все. Сангаковы люди с почтением приняли у меня уздечку Мышки, сообщили, что красавец ферганец уже не первый день ждёт меня для парадного въезда домой. Мышке льстиво пообещали выдать порцию изюма с миндалём, якобы любимого угощения коней персидских правителей прежних эпох. Курьер на ослике немедленно был отправлен к моему дому, чтобы там ждали меня к вечеру.
Ханьцы – письмоводители, руководимые Маленьким Ваном, предприняли неудачную попытку провести меня на почётное место в «Золотом зерне» под руки, как будто я был императором или прародителем семейства. Я кланялся им, прижав руку к сердцу, но локти свои держал от них подальше.
Начиналось время обеда, и каждая лежанка была уже полна народу: под цветными тканями прятались от солнца согдийцы в колпаках, персы в тёмно-зелёных одеждах, столичные чиновники и просто рыночные бездельники в шелках разного качества и цены. Пряные запахи начинали просачиваться из кухонь, кружа собравшимся (в том числе и мне) голову.
