Кира Измайлова - Пятый постулат
— То есть ты собирался обмануть вашу… вашего Вождя? — удивленно спросила Маша.
— Не вижу в этом ничего странного, — поджал губы Весьямиэль. — Мать-императрица желала подтверждения своим идеям. Придворные желали знать, не злоупотребляет ли она властью. Она устраивает нашу семью и многих других как сильный и умелый правитель, поэтому я сказал бы лишь то, что должен был!
— Почему же она вопрошала не Шейсет? — поинтересовался Раххан. — Она ведь женщина!
— Шейсет не имеет отношения к власти, — холодно ответил тот. — Она олицетворяет собой стихию, силы природы. Раш'ял же — не только смерть, но и мудрость, я уже говорил. Упорядоченное и незыблемое среди первозданного хаоса. Вот почему правители обращаются к нему, даже если правит — женщина! Разумеется, императрице нужен был посредник. Такой, как я.
Он умолк, вновь пытаясь представить, что случилось после его исчезновения. Быть может, это восприняли как знак свыше? Маловероятно, императрица далеко не глупа, и, подозревал Весьямиэль, тоже прекрасно понимала, в каком фарсе участвует. Спектакль для придворных. Интересно, верила ли она сама в богов? Или только в себя и свои силы? Теперь уже не узнать…
— Это всё очень интересно, — произнес вдруг Раххан, — только не объясняет твоей чесотки! Если, как ты говоришь, это обычная татуировка, причем давнишняя, с чего бы ей воспалиться?
Весьямиэль молчал.
— Наверно, это все-таки не просто рисунок, а? — продолжал допытываться настырный попутчик. — Только ты об этом никогда не думал, так?
— Верно, — кивнул он. Рука сама собой тянулась к левому плечу, где кожа горела огнем.
Маша переводила взгляд с одного мужчины на другого, явно ничего не понимая. В богов она не верила в принципе, поэтому то, о чем толковали ее спутники, представлялось ей чем-то из разряда… сказок, что ли? Вроде тех, про драконов…
— Раньше такое случалось?
— Никогда, — проронил Весьямиэль.
— А ты слышал о подобном?
— Доводилось, — кивнул он. Рассказывать не хотелось, но раз уж начал…
Это Шейсет приносят в жертву цветы, молоко и мёд. Раш'ял требует крови, на то он и бог смерти, и дважды в год жрец обязан зарезать живое существо, восхваляя своего повелителя.
— Когда-то в жертву приносили людей. Рабов, военнопленных, — равнодушно произнес Весьямиэль, отметив, как исказилось от ужаса и отвращения лицо Маши. — Теперь только животных.
— И тебе приходилось?.. — Раххан сделал паузу.
— Конечно, — пожал плечами Весьямиэль. — Я ведь сказал, что мне случалось заменять деда на церемониях. Ничего особенного — баран или даже бык. Перерезать им горло, вот и всё…
— Постой, я догадаюсь, — произнес Раххан. В глазах его теперь явственно плясали огоньки, хотя костер оказался позади. Странно, но думать об сейчас не получалось. — Ты не принес жертву вовремя, да?
— Вроде того, — усмехнулся он. — Вот только я в другом мире, и здесь не может быть Раш'яла! И уж тем более ему нет дела до меня! Особенно, если жрецом все еще остается мой дед…
— Откуда ты знаешь? — тихо спросил Раххан. — Может быть, твой дед уже умер, братья не успели выучиться, и ты теперь единственный служитель Раш'яла в вашей семье… и в этом мире тоже! И теперь вся ответственность — на тебе. Может такое случиться?
— Пожалуй… — протянул Весьямиэль. Бродячий сказочник оказался чересчур догадлив. Впрочем… он очень непрост.
— И бог разгневался, — удовлетворенно произнес тот, будто человек, сложивший головоломку. — Пока он только предупреждает, но…
— Хорошо предупреждение! — не сдержался Весьямиэль.
— А чего же ты хотел! — удивился Раххан. — Я ведь сказал — не стоит говорить, что ты не веришь в своих богов… даже если думаешь, будто их нет поблизости. Кто их, богов, разберет…
— Полагаешь, они вездесущи? — приподнял брови тот.
— Почему бы и нет? Почему бы им не оказаться воплощением чего-то великого и непредставимого, единого для всех миров? Что мы вообще про них знаем? — Сказочник мечтательно посмотрел в темное небо. — Ничего. Поклоняемся, жертвы приносим. Молим о прощении и милостях. Вот и всё. Так ведь?
— Допустим, ты прав. Но о чем это говорит?
— О том, что не нужно относится к вере предков, как глупым предрассудкам, — улыбнулся Раххан. — Опасно. Убедился теперь?
— Убедился, — коротко ответил Весьямиэль.
— Что намерен делать?
— Ничего, — сказал он. — А что я могу предпринять?
— Мало ли… — Раххан снова улыбнулся, посмотрел Весьямиэлю в глаза. Произнес как-то слишком уж доверительно: — Пойду силки поставлю. Далеко заходить не буду, тут у ручья прямо водопой у всякой мелочи… Глядишь, заяц попадется!
Он бесшумно исчез в лесной темноте, оставив Весьямиэля наедине с Машей.
Девушка угрюмо молчала, видимо, не одобряла поведение спутника. Странно, что не пыталась встрять со своими вечными историями о Вожде и о том, как он разрушил храмы и объяснил людям, что надо верить не в мифических богов, а в светлое будущее!
— Весь… — произнесла она неожиданно.
— Чего тебе? — неприветливо отозвался он, готовясь отшить ее, если полезет с воспитательными беседами. Не до них ему было!
Но Маша не собиралась его воспитывать.
— Тебе больно? — спросила она серьезно.
— Не слишком, — ответил он, отметил тень облегчения на ее лице и не преминул добавить: — Но ты представь, что тебе под кожу запустили сотню раскаленных гвоздей, и они там… перемещаются. Примерно поймешь, что я ощущаю.
Поднявшись на ноги, он забрался на телегу, с головой укрылся плащом и попытался уснуть, уже зная, что не получится, — зуд в руке сводил с ума, да еще, похоже, жар начался. Похоже, Раш'ял не собирался оставлять своего беглого слугу в покое…
Маша долго не могла уснуть, всё прислушивалась и прислушивалась. Во-первых, думала, как там Весь — всё-таки он болен, по нему видно, а во-вторых… Было немножко страшно. В школе ей рассказывали о том, что творили так называемые поборники веры — морили себя голодом и жаждой, сжигали заживо (и ладно, если только себя!), проделывали другие ужасные вещи, даже развязывали войны, в которых гибли невинные люди. И вот один из таких — рядом с ней! И как знать, может, он притворяется, что не верит в своих богов, а на самом деле…
Что он там говорил о жертвоприношениях? Баран или бык, да?..
Маша вгляделась в темноту: Зорька пощипывала траву, фыркала, переступала тяжелыми копытами. Нет, эта лошадь себя в обиду не даст!..
А ну как Весь вспомнит о человеческих жертвоприношениях? Маша приподняла голову, прислушалась: по другую сторону костра негромко посапывал Раххан. Он вроде чутко спит, если что, проснется… А если Весь решит напасть на неё саму?
