Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – фрейграф
– Это не один дракон таскал, – сказала она.
– В паре? – спросил я. – С самкой?
– Нет, – пояснила она. – Не одно поколение.
– Чего так решила?
Она пнула уже другой кувшин, но тот даже не вздрогнул, словно доверху набит золотыми монетами или золотым песком.
– Этот вот из эпохи династии Упетингов, – сказала она сумрачно. – А вон эти – из Версавии.
– Подумаешь, – возразил я. – Коллекционера ограбил, только и всего!
– Коллекции не возят через пустыни взад-вперед, – отрезала она. – Но тебе этого не понять, ящерица?.. А из дворца сорока кувшин не унесет…
Принцесса, сидя на каменном полу, радостно попискивала, счастливо перебирая кольца, драгоценности, серьги, подвески на грудь. Так же машинально, повинуясь непонятным нам, людям, и даже ящерам, женским инстинктам, замедленными движениями одела на шею золотой медальон с красным камнем на золотой цепочке, затем три ряда жемчужных нитей, перебрала кольца, выбирая покрасивее, как предполагаю, или подороже, кто этих существ знает…
Мириам все-таки поглядывает на сокровища жадно, жалеет, что была дурой, надо было идти, ну и что, пусть даже дракон, зато какой богатый, здесь на трех королей хватит, драконы не одно столетие стаскивали сюда сокровища…
В пещере тесно, даже мне повернуться не получится, Мириам буквально подлезла мне под брюхо и деловито шарила обеими ладонями по земле в районе задних ног, ничуть не страшась, что наступлю и раздавлю.
– Что ты ищешь? – поинтересовался я.
– Яйца, – ответила она. – Вдруг нащупаю яйца…
– Яйца? – переспросил я. – Какие? Зачем?
– Драконьи, – объяснила она. Посмотрела на мою морду и поспешно сказала, заливаясь румянцем: – Можно взять и вырастить из драконьего яйца маленького дракончика!
– Ого, – сказал я. – И что?
– Приручить, – объяснила она. – А когда подрастет, посадить на цепь у входа во дворец.
– Чтоб людей жрал?
– Чтобы все видели величие и могущество короля. Давай и тебя посадим на цепь?
Я прорычал:
– На цепь? Зачем?
– Это так красиво, – заверила она, – от тебя все будут без ума! Цепь – лучшее украшение для мужчины.
Я подумал, поинтересовался:
– Короткую цепь или длинную?
Она вздохнула.
– Короткую мужчины рвут, а на длинной всю жизнь счастливы.
Принцесса повертела головой, на детски чистом личике отразилась горькая обида.
Я спросил участливо:
– Что случилось?
Мириам вклинилась саркастическим голосом:
– А ты не понимаешь, рептиль?
– Нет.
– Зеркала нет, – сообщила она победоносно. – Что все сокровища мира, если нельзя показать другим… и даже увидеть на себе?
Принцесса жалобно посмотрела в нашу сторону.
– Милая Мириам, – сказала она просяще, – что-то здесь не так… Мне кажется, золотая цепочка и золотой медальон с рубином как-то не совсем рядом с жемчужными нитями… Белое с желтым не сочетается. Вроде бы так не совсем красиво. Как думаешь?
– Гм, – сказал я.
Мириам раздраженно дернула плечом.
– Вики, не обращай на рептилию внимания. Что жабы в красоте понимают?
Я подумал, что мужчины в таком случае все до одного рептилии, даже рептильные рептилии, что на рептилиях сидят и рептилиями погоняют. Все мы полнейшие рептилии в таких непонятных вопросах, как духи, макияж и шляпки с перьями.
– Мне вот другое интересно, – произнес я в пространство, – зачем этот дурак таскал это?
Мириам оглянулась, в глазах безмерное удивление.
– А тебе не лучше знать?
Я поинтересовался:
– Потому что дурак?
– Потому что дракон, – поспешно уточнила она.
Я отмахнулся.
– Он дикий, а я – цивилизованный, слуга великого повелителя всех драконов. Мне эта ерунда ни к чему. В наших краях ходят в жемчуге по щиколотку.
– Ого!
– Золотыми слитками, – добавил я, – швыряют в бродячих собак. А вороны алмазы клюют.
Она спросила непонимающе:
– Зачем?
Я поморщился.
– Дуры, что с них взять? Как и женщины.
Принцесса, уже обвешанная драгоценностями, как новогодняя елочка, тяжело покрутилась возле сундуков, на ней должно быть не меньше десяти килограммов золота и камешков, затем вздохнула так печально, что у меня защемило сердце, и начала замедленными движениями снимать с себя всю эту ерунду.
Мириам с облегчением перевела дыхание, в таком виде с принцессой возиться было бы еще труднее. Я поглядывал на гордую дочь пустыни искоса, вслушивался в интонации.
Что так быстро догадалась, что не собираюсь ее жрать, – ладно, просто умная и догадливая. Что буквально сразу начала со мной борьбу, обзывая рептилией, а то и вовсе рептилем, отстаивая какие-то позиции – понятно, сила воли, характер, выкованный в жестокой борьбе за выживание в жаркой пустыне… но откуда ей знать про эпоху династии Упетингов или династию Версавии? Тем более отличать принадлежащие им предметы?
– Мириам, – позвал я тихонько.
Она быстро оглянулась.
– Да, жаба с крыльями? Снова хвост прищемил?
– Да, – согласился я. – Помассируешь?
– Размечтался!
– Давай колись, Мириам, – сказал я мирно. – Ты не простая дочь погонщика верблюдов, верно?
Она огрызнулась:
– Мой отец не погонщик, а проводник караванов! Это очень высокая должность. Немногие умеют…
Я прервал:
– Ладно-ладно. А почему не визжала в диком восторге, завидев столько золота и украшений? Любая другая с ума бы тронулась от таких сокровищ.
– А что толку, – проворчала она, – мы же здесь, в твоей берлоге. Какой толк наряжаться перед рептилем?
– А инстинкты?
Она нахмурилась, глаза засверкали подозрением:
– А что это? Ты на что, гад подколодный, намекаешь?
– Натура, – пояснил я. – Суть женская.
Она помолчала, меряя меня злым взглядом.
– Рептилии все дурные, вижу. Если брать женскую суть, то и королевская дочь должна визжать при виде золота, забыв обо всем. Так? Значит, я все-таки не одна такая.
– Или хорошо воспитанная, – предположил я. – Либо наконец сообразившая, что не в золоте счастье, а в таком вот красавце, как я.
Глава 2
Она фыркнула и, отвернувшись к принцессе, начала с преувеличенным интересом выспрашивать о ее жизни во дворце. Потом мне показалось, что интерес вовсе не преувеличенный, но что Мириам преследует на самом деле, так и не придумал, из-за чего даже немного отложил старт с обрыва.
Принцесса щебетала уже весело и беззаботно, счастливая, что избежала брака с ненавистным Растенгерком. В будущее, как я понимаю, никогда и раньше не заглядывала – не женское дело, в ее жизни все решали за нее, и сейчас она в полной наивной уверенности, что за нее будем решать и заботиться о ней мы двое.
Нежная и чистая, как выкупанный младенец, она чирикает насчет своего бассейна, Мириам слушает так, словно знает, что это такое, суровая и решительная, резкий контраст с этим наивным ребенком, который весь – широко распахнутые в радостном удивлении глаза и приоткрытый пухлый детский рот.
