Константин Костин - Моя понимать
На столе стояла тарелка, в которой лежала засохшая куриная косточка.
Черный эльф задумчиво покрутил ее в пальцах
Жозеф верил в Шарля. Если тот решил появиться в десять часов дня в своей квартире, значит, он это сделает. Вне зависимости от количества солдат вокруг. А вот если это была ловушка…
Черный эльф отогнал мысль, что ловушку мог подстроить и сам Шарль. Не то, чтобы это было невозможно, просто тогда у него не было шансов спастись…
Глава 22
— Привет, Джозеф, — послышалось за спиной.
Черный эльф улыбнулся.
— Привет, Чарльз.
У такого старого лиса, как бывший начальник особого королевского сыска в норе должен быть не один запасной ход.
— Ты в столице? — Жозеф повернулся к собеседнику.
Шарль не изменился: все тот же рост, худоба, темная одежда. Разве что морщины и седина, но это грим.
— Да, с недавних пор.
— А до этого?
— Остров.
— Сейчас зачем?
— Помощь.
— Кому?
— Вам.
— Нам… Нам уже не помочь.
* * *В кухне было накурено. А в лесу после пожара — слегка пахнет дымом. Жозеф уже несколько раз ловил себя на том, что с трудом различает лицо Шарля через плотные клубы дыма.
— Вот такая ситуация.
— Да… — Шарль добавил еще один клуб дыма.
Он не выглядел расстроенным, разочарованным или огорченным. Да и с чего бы? Для Шарля революция не была делом всей жизни и ее провал никак не должен его задевать.
— Значит, господин Речник — в двух шагах от гильотины?
— Я бы сказал — в полутора.
Товарищ Речник был гением. Но гением тактики. В стратегическом плане он проигрывал.
Он сумел организовать и провести революцию, сбросить короля и установить власть партии. Все планы партийцев на «после революции» исчерпывались двумя словами: «Там разберемся». Сначала такой подход казался правильным: какой смысл строить планы, если можешь проиграть и все, что от них останется — записи в пыточной королевской полиции. И вот, после победы, начались трудности.
Как оказалось, доселе тесно сплоченная группа единомышленников очень по разному представляла себе жизнь в стране после победы.
Одни хотели изменить все. Буквально все. Неважно, есть в таких изменениях смысл или нет, главное — не так, как было. Где взять деньги и как заставить людей принять изменения эти товарищи не задумывались, все чаще и чаще склоняясь к необходимости террора для несогласных.
Другие начинали делить народ на «правильных» и «неправильных». И последних планировали уничтожать. Просто так, чтобы не портили светлый облик революционной страны.
Были и третьи, которые не провозглашали лозунгов. Они тихо отгрызали и уносили в норку все ценное, до чего могли дотянуться. Эти третьи считали, что революция продержится недолго и своей задачей ставили хапнуть и унести как можно больше.
Титаническая задача товарища Речника выглядела примерно как попытки построить новый дом на месте старого без чертежей, когда одна часть строителей крушить стены и выламывает двери, не думая о том, что будет стоять на их месте, другая пытается выгнать из дома тех, кто мог бы помочь, а третьи отвинчивают бронзовые ручки и тащат мебель.
Можно бороться с врагами, но как бороться со вчерашними друзьями? Остатки революционного идеализма не позволяли товарищу Речнику публично назвать своих коллег предателями и казнить. Приходилось действовать тайком.
У главы революции был тайный союзник. Генерал Юбер.
Бывший командир дворцовой гвардии был типичным прагматиком. Юбер понимал, что король на трон уже не вернется — тяжело носить корону, когда у тебя отрублена голова — поэтому нужно делать ставку на того, кто наведет порядок в стране. Но и прямо помогать Речнику он считал неправильным. В итоге два хладнокровных прагматика сошлись на следующих совместных действиях: товарищ Речник прикрывает генерала от ареста — что не очень трудно, когда начальник ревполиции твой вернейший союзник Жозеф — а генерал обещает устранять только тех революционеров, кто слишком заигрывается с казнями.
Пару месяцев шаткое равновесие удерживалось. А потом исчез генерал. Возможно, убит. После этого монархическое подполье начало откровенную охоту за Речником. И только за ним. Но не только оно.
Две попытки отравления, три выстрела, одна бомба… И это — не самый беспокойный месяц.
Спасали вождя только девчонки из его личной гвардии, обучаемые неунывающим троллем Сержем, неудачливым стрелком в господина Шарля. И даже этих девчонок Речнику ставили в вину. Мол, завел себе то ли придворных фрейлин, то ли кровавых псов, то ли гарем… В общем, зачем ему девчонки — непонятно, но все равно это плохо.
Дальше — больше.
Речник начал впадать в паранойю: его планы, казалось бы, доверенные только надежнейшим людям становились тут же известны тем, против кого он действовал: оппозиции в партии, подполью, интервентам из Той страны…
— Чарльз, мне страшно. Верных людей у Речника осталось всего два: я и товарищ Сталевар. Нам он ПОКА верит. И то, пару раз мне казалось, что он проверяет меня на предательство. У нас во дворце — неуловимый шпион, а я не знаю, как его поймать. Ладно, я, я всего лишь бывший антиквар, но мои люди, которые до революции работал и в полиции, они тоже разводят руками.
— Значит, ты хочешь, чтобы находящийся в розыске враг революции вам помог?
— Да на тебя мы не рассчитывали, кто ж знал, что ты появишься… Чарльз, если ты можешь — помоги. Мы справились бы и сами, но не оказалось бы слишком поздно. Вчера товарищу Речнику поставили ультиматум: или он уходит в отставку или народу становится известно о его связях с монархистами, после чего он будет осужден и обезглавлен.
— То есть приговор уже известен до суда? Забавно…
— Ничего забавного. У товарища Речника не так много выходов…
— Ну почему? Я вижу здесь шесть выходов, значит у господина Речника их как минимум восемь.
— Боюсь, он может протянуть время и не успеть. Речник парализован тем, что его планы могут оказаться известны из-за того самого неуловимого шпиона. Он боится высказать их вслух. А одному ему не справится…
— Да… Ситуация куда хуже, чем виделась издалека… Тут одной «летучей мышью» не обойдешься…
— Кем?
— Неважно. Господин Хыгр подсказал одну очень занимательную идею…
— Твой яггай? Ты притащил его в столицу?
— Да, мой яггай со мной.
— Чарльз, вот скажи мне, как можно незаметно ввезти в город огромного волосатого дикаря?
— По-моему, это не тот вопрос, который должен задавать начальник полиции.
— А все же?
