Константин Костин - Моя понимать
Димка, который имел возможность для сравнения, был вынужден внутренне признать, что товарищ Речник все-таки пока шел по узкой грани между полной анархией и кровавым угаром, именуемым революционным террором. Здесь не отменялись как пережитки прошлого армия, налоги, таможня, пошлины, брак, семья и одежда. Хотя, разумеется, были горячие головы, которые предлагали проекты один лучше другого. Были и те, кто считал, что для полного счастья нужно собрать всех дворян, священников, богачей и несчастных и утопить посреди моря в одной барже. Можно в двух.
Откуда такие сведения у Джона Димка не знал — непохоже, что из городских слухов, слишком серьезный человек — однако подозревал, что Остров черных эльфов не зря казался похожим на Сицилию и у островитян в столице организована своя черноэльфийская мафия. Ушастый спрут.
Это все были хорошие новости. Хорошие, потому что пока не касались лично Димки сотоварищи. Были и плохие.
Розыскные листы на господина Шарля и Димку по-прежнему лежали в полиции. Слово «лежали» на первый взгляд радовало, однако не стоило расслабляться: их периодически доставали, смахивали пыль, делали копию и развешивали на стенах домов. Димке даже стало интересно, в какую сумму оценивали его голову, но таких подробностей Джон не знал.
В столице был объявлен комендантский час. И гуляющий после заката солнца рисковал наткнуться на патруль. Если наткнувшийся не имел ответа на вопрос «Ваши документы» или определенной суммы денег, то мог оказаться в ближайшее время в участке. Где из него быстро выбивали и имя и фамилию и адрес.
Тот, кому повезло не встретиться с патрулем, мог встретиться с расплодившимися ночными грабителями, которые к тому же предпочитали огнестрельное оружие.
Периодически по городу проходили облавы, в которых гребли всех более-менее подозрительных.
Радовало только одно: здешние революционеры еще не завели себе милой привычки отрубать голову за невосторженный образ мыслей. Чтобы попасть под национальную бритву, здесь нужно было совершить что-то на самом деле серьезное и контрреволюционное. С другой стороны оказаться обвиненным в чем-то несерьезном и угодить в камеру — тоже мало приятного.
Хотя нет, была еще одна, пожалуй, самая хорошая новость. Черный эльф Жозеф, старый приятель господина Шарля, бывший антиквар и нынешний начальник революционной полиции по-прежнему был на своем посту, не оказался ни смещен, ни арестован, ни казнен. Впрочем, казнями своих сотоварищей товарищ Речник не баловался.
— Значит, нам нужно встретиться с Жозефом, — подытожил господин Шарль, — Других путей к господину Речнику не осталось.
Димка подумал, что товарищ Жозеф — как там его в партии звали, Кузнец? — вполне может оказаться слишком верным товарищу Речнику и сдать своего старого друга в собственную полицию.
Революция — такое время… Верить нельзя никому.
Хотя…
Господин Шарль и так никому не верит, правда?
* * *Где живет начальник революционной полиции в городе, в котором действует монархическое подполье?
На работе. Чтобы его не смогли поймать ни дома, ни по дороге. На работе — безопаснее.
Так думал черный эльф Жозеф. До сегодняшнего утра. В его рабочем кабинете, надежно запертом на ночь — Жозеф ночевал в комнатушке без окон — на столе лежала сложенная вчетверо бумажка.
Вчера ее не было.
Эльф осторожно дотронулся до нее, как до острейшего бритвенного лезвия. На врагов не похоже… Те, если бы сумели проникнуть в его кабинет, оставили бы здесь бомбу или отраву, но уж никак не записку.
Жозеф осторожно, кончиком кинжала поддел ее и развернул. Знакомые буквы складывались в незнакомые слова. Незнакомые тем, кто не владел языком Острова черных эльфов.
Привет с родины.
Иногда такие приветы опаснее бомбы.
Жозеф присмотрелся. Не может быть…
«Нужна встреча. Сегодня. Десять дня. Моя квартира. Ч.»
Чарльз?
* * *Тихая улочка, тихий дом.
С топотом копыт к крыльцу подлетают кареты с символами революционной полиции. Одна, вторая, третья…
Окажись здесь случайный наблюдатель, мог бы подумать, что вернулись времена короля, одновременно с внезапным приступом дальтонизма: из карет выскакивали, слаженно и отработанно, бойцы, обмундированные точно так же, как в свое время гвардейцы из «эльфятника», кроме разве что кружев на рукавах. И зеленого цвета формы. Шлемы, похожие на старые мотоциклетные каски, короткие двуствольные ружья — верхний ствол заряжен пулей, нижний — картечью…
Гордость начальника революционной полиции — Особый отряд.
Обученные, дисциплинированные бойцы, убежденные партийцы… Как жаль, что их только два десятка. И тех Жозеф собирал чуть ли не по крохам, лично отбирая каждого.
Убеждения есть у каждого революционера, а вот дисциплина…
Бойцы особого отряда быстро перекрыли улицы, часть вбежала на крыльцо и рванулась вверх по лестнице, блокируя двери квартир. Командир отряда, рослый эльф, постучал в дверь хозяйки.
— Гражданка Мулен?
— А что случилось? — приподнялась в воздух старая летунья.
— Революционная полиция.
— Чем могу помочь? — в старые времена хозяйка понесла бы по кочкам любую полицию, но сейчас приходилось быть вежливой. Гильотина на площади Георгинов способствует уважению к захватившим власть.
— Кто живет в квартире сверху?
— Это та, в которой раньше жил господин Шарль?
— Да.
— Никого… Как ваши ее запечатали, так никто и не живет.
Запечатали?
— Благодарю, — командир выбросил руку вперед и, взмахнув косой, двинулся на второй этаж.
Дверь была просто забита толстыми гвоздями. На замке была наклеена бумажная полоска с непонятной печатью — революционные символы в круге и все — и выцветшими корявыми буквами, завершавшимися кляксой.
— Хыгр… Ломайте.
Дверь заскрежетала и развалилась. Революционные ОМОНовцы умели взламывать любые двери но не умели делать это аккуратно.
Бойцы прижали к стенам, но ни взрыва, ни выстрелов не было.
— Внутрь.
Быстрый обыск квартиры показал, что здесь никто не появлялся по крайней мере с конца лета. Толстый слой пыли, затхлый воздух, паутина, местами превратившаяся в элегантный полог.
Никого.
— Можно входить.
Из кареты вышел черный эльф. Товарищ Кузнец. Жозеф.
Сопровождаемый бойцами он прошел в квартиру своего старого друга. В своих бойцах Жозеф был уверен, если они никого не нашли в квартире, значит там никого не было.
— Оставьте меня одного. И дверь повесьте на место!
Жозеф прошел на кухню. Смахнул пыль с табурета и сел.
