Юрий Никитин - Зубы настежь
Я ощутил, что меня трогают за браслет на запястье. Куцелий смотрел большими восторженными глазами. Приложив палец к губам, прошептал:
– Не надо отвлекать мастера.
Я отдвинулся на шаг, сказал тоже негромко:
– Давай, крякай.
Его глаза блудливо опустились. На полу вспыхивал крохотный дымный след, описывая зигзаги, пытаясь спрятаться в щели между половицами, откуда все-таки дуло, доносился писк, и пахло окотившимися мышами.
– Э-э... – промямлил он, – я разве говорил, что хочу что-то сказать?
– Да ладно тебе. Я ж варвар, а мы хоть не шибко мудрые, зато чуткие.
Он помялся, спросил свистящим шепотом:
– Скажи, герой... почему ты не бросился сразу к королеве? Выполнив квест, герой обычно сразу к королеве...
Я запнулся, в самом деле, почему? Может быть, потому, что для меня королева все-таки... королева. Хотя умом понимаю, что королева так же ходит в сортир, тужится и пользуется бумажкой, но чувства отказываются этому верить. Для меня принцесса это не та девка, что, выйдя замуж за принца, спала с его офицерами и конюхами, а при разводе отсудила титул и кучу денег, а затем нацелилась замуж за самого или почти самого богатого мужика на планете... Королева – это...
В затруднении смотрел на Куцелия, не зная как объяснить, что такое для меня королева. Его нижняя челюсть потихоньку отвисала, глаза расширились. Похоже, я в самом деле выгляжу варваром, которым сохранил кодекс чести, а к королеве все еще относится свято!
Мы оглянулись на мага, тот все еще усилием мысли гонял страницы. Причем взгляд совсем не был бараньим, как становятся у наших телекинетиков, которые у себя на кухне усилием воли сковородки гнут, а на людях им перышко сдвинуть всегда мешают то ли солнечные пятна, то ли эти, которые обрабатывают блендомедом.
– Я пока что введу вас в суть дела, – сказал Куцелий шепотом. – Садитесь вот сюда... Осторожнее, у вас такой вес, такой вес!.. И ни капли жира, восхитительно.
Я опустился в кресло, что сразу затрещало под не по-магски могучим телом. Куцелий следил за мной напряженно, с облегчением перевел дух, когда я расслабился и откинулся на спинку.
В его руке появился желтый свиток, похожий на царскую грамоту, видны следы воска и отпечатки пальцев спешащего писца, мол, еще одно последнее сказанье, и летопись окончена моя.
– Там за морем, – сказал Куцелий негромко, но нараспев, – там Империя Шести Мечей, в которую входит королевство Трех Щитов, царство Четырех Копий и герцогство Одного Коня... Ага, еще и баронство Семи Заколдованных Плащей За Империей Шести Мечей лежит империя Восьми Золотых Стремян, в которую входят двенадцать королевств... я их сейчас перечислю со всеми землями, герцогствами, грамотами, пэрствами и сэрствами...
Почему-то это перечисление королевств и герцогств, которое еще вчера заставило бы сердце биться чаще, сейчас вызвало какое-то странное чувство. Одна моя половина жадно прислуживалась, а другая начала шевелиться, ерзать задом по ставшему шероховатым креслу, рискуя загнать занозу размером со шприц наркомана.
– Нельзя ли на потом?
Он с великим удивлением воззрился на меня поверх грамоты, похожий на суслика, выглядывающего из норы:
– Что?
– Ну... это перечисление.
– Нельзя, – ответил Куцелий значительно. Он указал наверх. – Почему-то Тот очень любит все это перечислять. Иногда даже не по одному разу. Нас тоже заставляет... э-э... очень подробно и в деталях, хотя, честно говоря, кто это запоминает?
Я не понял, о чем он, сказал тупо, потому что неварварскость моей эпохи заставляет ответить даже на риторический вопрос:
– Для значительности, наверное.
– Может быть, – согласился Куцелий нехотя. – Наверное. Хотя, конечно, не нам судить Творца за его промахи. Возможно, это ему зачем-то надо.
– Да знаем, зачем, – хмыкнул я.
Куцелий метнул на меня предостерегающий взгляд. Я сам ощутил, что сказанул лишнее, а весь металл на мне начал накаляться, прижег даже по-бегемотьи толстую кожу. Я чувствовал, что если не прикушу язык, то вот-вот с криком брошусь живым горящим факелом вон из комнаты. Хорошо, если на выходе другие ученики, опомнившись, ухватят и собьют пламя, а если поддадутся несвойственной интеллигентам, но вполне понятной неприязни всякого мужчины к более сильному, красивому и дерзкому...
Я вздохнул, жар моментально остыл, а Куцелий заговорил тем же монотонным голосом:
– Если же пойти от нашего королевства влево, то за горным перевалом пойдут земли странного народа аллопанов, которые проводят жизнь в созерцании Незримого и Невидимого, кормятся травой и камнями, возносят жертвы Великой Клит-оф-Деп, что воздает им... ну, словом, воздает. С ними граничат владения королевства Странствующих Звезд, где всегда ночь, всегда холодный ветер, а земля покрыта инеем... Но еще дальше простирается зеленая долина, по которой носятся отважные амазонки, что никогда не щадят мужчин... за исключением короткого периода спаривания. Но и тех мужчин после периода спаривания, но перед периодом гнездования, они убивают быстро и безжалостно, а самых умелых в спаривании сажают на кол и медленно сдирают кожу, которой украшают колчаны и седла...
Взгляд его темных глаз пробежал по мне оценивающе, словно прикидывал сколько получит от амазонок, если направит им это с такой великолепной дубленой кожей.
– Но лучше, – сказал он со вздохом, глаза его погасли, – если пойти на юг. Нет ни горных перевалов, ни морей, не дремучих лесов. Хорошие караванные пути поведут через пески в дивные страны. Там сказочной красоты города из белого камня, башни до небес, с минаретов кричат, не переставая, муэдзины, вместо улиц одни базары, там все маги и волшебники, что дудят гадюкам и карабкаются по вставшим дыбом веревкам. Сокровища там под ногами, засыпанные горячим песком, в пещерах тоже полно сокровищ, спрятанными либо разбойниками, либо давно вымершими народами. В синем безоблачном небе, где никогда не бывает туч, гордо реют стаи драконов, фениксов, рух, лох, гамаюн, гаруд и других сиринов с алконостами. Это дивное царство имеет притязания и на наши земли, потому у нас идет постоянная война на кордоне, а ихних шпионов мы вешаем чаще, чем усердная хозяйка белье на просушку. В свою очередь мы, имея законное право на унаследования по боковой ветви ихнего трона, всячески добиваемся осуществления наших освященных богами прав...
Я с тоской слушал длиннейшую Историю о множестве империй, куда входили сотни королевств, постоянно враждовавшие друг с другом. Это напомнило семейные альбомы, где хранятся милые сердцу хозяина фотографии, но абсолютно неинтересные другому человеку.
Постепенно журчащий голос слился с шелестом штор, шуршанием веток за окном, я почувствовал себя снова в Козицком переулке, где робко выглядываю на сверкающую Тверскую, там чисто, нарядные люди, сверкающие автомобили, и я выхожу туда из грязного заплеванного и темного переулка, где великолепный Елисей не парадным боком, а переполненными мусорными баками, стаями голодных псов, грязных голубей и бродячих кошек...
