Галина Гончарова - Тайяна. Вырваться на свободу
Яна помотала головой, укладывая в памяти имена. Были Митор и Тарма. У них дети — Финар и Витана. Финар женился на Льяне. А родился у них кто?
— Это вопрос хороший, правильный. Льяна, конечно, тут же затяжелела и родила. Сначала парня, а потом и девку. Лидаса и Вериолу. Но Аэлена тут все равно каждое лето жила, к бабушке приезжала. У Льяны, вишь ты, здоровье оказалось слабенькое, ее надо было каждое лето на воды вывозить, ну, Финар и старался. Хотя как по мне — ее об крепостную стену не расшибешь, гадину.
— У вас к ней что‑то личное?
— да уж… было личное, да сплыло. Льяна к моему сыну подкатывалась, пусть ничего у нее не вышло, да невестка узнала. Семья чуть не порушилась, а из‑за кого?
Яна кивнула.
— Финар не знал, надо полагать?
— так лопухи ж все узнают последними. Он даже не знал, что Вериолу не от него прижили.
— в смысле…
— рогами оброс по самое это самое. Хоть и две шалавы в семье было, хоть Льяна все на сесттру и сваливала, да люди не слепые. Разобрались. Опять же, подумай. У Гетанро в роду все темные, что те вороны, сероглазые, что Тарма с Митором, что дети. Порода такая. Льяна тоже темненькая, а девка у нее уродилась беленькая и голубоглазая. А главное, что вся Льянина семейка в голос пела, что Вериолка копия Тармы. Хотя — верь, не верь, похожи они были, как черное и белое.
— да я верю, — пожала плечами Яна. — просто не понимаю пока, как это связано.
— А ты слушай. Вот, Фиинар на воды с женой, детей оставляют на Тарму, ну и на Аэлену. Она, кстати, тогда уже рисовала, у меня даже ее портрет сохранился. И наброски она всем дарила… потом поищу, если понадобится. Но ты, наверное, видела?
— Вижу. Рисует она… волшебно.
— Вот — вот, правильное слово. Вроде бы и ничего сложного, и угольком иногда черкала, а все одно — красота.
— Нархи — ро говорят, что она свои творения душой оживляет.
— Наверно, оно и правильно. Красиво… И знаешь, Яна, вот верь, не верь, Аэлену в городке любили. Тихая, скромная, лишний раз слова не скажет, ну, странноватая, но за рисунки ей все прощали. Понимали, что кому талант дан, от того стоит ждать странностей. Перерастет. А вот что Лидас, что Вериола… дрянные сопляки получились. Тарма с ними билась, билась, а потом рукой махнула. В материнскую породу пошли, не иначе.
— не любите вы их, кана.
— а любить и не за что было. Где гадость, так жди, рядом окажутся.
Яна подумала, что надо бы поделить ее слова натрое. Слишком много в них личного, ох и насолила кане эта самая Льяна, и наперчить не забыла. Раз уж столько лет спустя…
— но это неважно. Когда Аэлене пятнадцать было, она сюда приезжать перестала. Поссорились они…
— кто?
— Финар с сестрой. Уж не знаю из‑за чего, а кричали громко, но мое мнение такое, что из‑за Льяны.
— А почему?
— Финар кричал, что у него сестра — побирушка, а та отвечала, что он на нищей крысе женился. И других бы ему осуждать не след. Одним словом, хлопнули девочки двверью, да и уехали.
— девочки?
— А Витана к тому времени как раз овдовела.
Яна кивнула. Понятно было мало, но…
— поругались. А дальше?
— а дальше — Финар мать из дома выгнал.
— как!?
Вот тут Яна ахнула от души. У нархи — ро вообще страшнее преступления не было, чем поднять руку на родителей. Это ж сегодня на тех, кто тебе жизнь дал, а завтра на Лес посягнешь? Родная кровь неприкосновенна, а родительская — в особенности.
— А так вот. Не знаю уж, что там получилось, а только Тарма тут сидела, на этом вот месте, где и ты, и рыдала в три ручья. И меня просила, чтобы я никому про то не сказывала.
Интересно, сколько времени прошо, прежде чем весь город узнал?
Видимо, мысль как‑то отразилась на лицце Яны, потому что кана Лусия поджала губы.
— здоровьем детей клянусь, что ты первая, кто от меня про то услышал.
Вот это было серьезно. Более чем. Яна пристально посмотрела на женщину. Та словно маску в сторону отбросила и смотрела хмуро.
— знаешь, об Аэлене можно многое сказать, но девка она — хорошая. И не думаю, что испаскудилась за последние годы. И если беда пришла, то отсюда она, не иначе. Когда и рассказать, как не сейчас. И — тебе.
— Я обещаю молчать, если от этого не будет зависеть жизнь или здоровье Аэлены или ее близких. Пусть меня Лес не примет, если солгу.
— Принимаю. Да покарает тебя Четырехликий, если нарушишь клятву.
Женщины переглянулись, помолчали немного, попивая вишневый взвар — и Лусия продолжила.
— Рыдала она в три ручья, так, что я ее всю ночь успокаивала. Все понять не могла, в чем ее вина. Уж сколько Тарма сил отдала, всю жизнь сына больше любила… как хочешь, а только в тот день он свою мать и убил. Как ножом в сердце, только вернее. Предательство, оно… ранит. Просто от ножа сразу умирают и не так болезненно, а от такого… я ей тогда и денег дала на дорогу. Собрала и проводила к дочери.
— она вернулась?
— не сразу. И не она. Первой приехала Аэлена. И трех месяцев не прошло.
— Вот как…
— Ей тогда лет семнадцать было. Сопля зеленая, что по характеру, что по виду. Но… пришла она ко мне, я ей все обсказала, а на следующий день эта соплюшка направилась аккурат к градоправителю. Уселась там посреди приемной и заявила, что коли не примут ее, она тут и уляжется. И пусть ее в тюрьму ведут, вяжут, режут… да хоть на плаху!
— градоправитель ошалел?
— Это еще не то слово было. Городок у нас — сама видишь, тихий, мирный, разве что собаки подерутся… Приняли ее почти сразу же. А через два часа и грянуло.
— что грянуло?
— Скандал. Да такой, что ой — ой — ой. Тебе про него любой бы рассказал. Аэлена была в таком бешенстве, что слов не выбирала, дядя ее орал, тетка визжала, родня ее поддерживала, дети, опять же…
— а с чего вдруг?
— а с того. Думаешь, чего она у градоправителя потребовала?
— Чего? — Яна догадывалась, но решила не лишать кану Лусию такого момента.
— Она потребовала, чтобы дядюшку и тетку выкинули из незаконно занимаемого ими дома, который принадлежит ее бабушке. Более того, она потребовала, чтобы вернули все, купленное на бабкины деньги, озвучила причину своего появления, приложила свидетельство лекаря о том, что Тарма чуть не месяц пролежала с нервной горячкой, при всех обозвала Финара матереубийцей… представляешь?
Яна аж зажмурилась.
— Кошмар!
— И на своем она стояла крепко. Финар тогда в страже работал, но они ж в подчинении у градоправителя. Пойди она к начальнику стражи, может, и замолчали бы дело, чтобы грязь не лить, но… градоправитель и начальник стражи на тот момент сильно друг друга не любили. Финар из стражи вылетел со свистом, а за ним и начальничек.
